'My whipping-boy*'
'The same, your grace, I am Humphrey — Humphrey Marlow.'
Tom perceived that here was some one whom his keepers ought to have told him about. The situation was delicate. What should he do* — pretend he knew this lad, and then betray, by his every utterance, that he had never heard of him before* No, that would not do. An idea came to his relief: accidents like this might be likely to happen with some frequency, now that business urgencies would often call Hertford and St. John from his side, they being members of the council of executors; therefore perhaps it would be well to strike out a plan himself to meet the requirements of such emergencies. Yes, that would be a wise course — he would practise on this boy, and see what sort of success he might achieve. So he stroked his brow, perplexedly, a moment or two, and presently said:
'Now I seem to remember thee somewhat — but my wit is clogged and dim with suffering —'
'Alack, my poor master!' ejaculated the whipping-boy, with feeling; adding, to himself, 'In truth 'tis as they said — his mind is gone — alas, poor soul! But misfortune catch me, how am I forgetting! they said one must not seem to observe that aught is wrong with him.'
''Tis strange how my memory doth wanton with me these days (это странно, как = какие шутки моя память играет со мной в эти дни; to wanton — резвиться, забавляться),' said Tom (сказал Том). 'But mind it not (но не обращай на это внимания) — I mend apace (я поправляюсь быстро) — a little clue (маленький ключ) doth often serve (обычно служит) to bring me back again the things and names which had escaped me (чтобы принести мне обратно вещи и имена, которые от меня убежали = которые я забыл). (And not they, only, forsooth (и не их только, поистине), but e'en such (но даже такие; e’en вместо even — даже) as I ne'er heard before (о которых я никогда не слыхал прежде; to hear — слышать) — as this lad shall see (как этот мальчик увидит).) Give thy business speech (говори о твоем деле: «дай твою деловую речь»).'
''Tis matter of small weight (это дело малого веса = важности), my liege (мой господин), yet will I touch upon it (и все же коснусь я его), an it please your grace (если это порадует вашу милость). Two days gone by (два дня прошедшие = тому назад), when your majesty faulted thrice in your Greek (когда ваше величество ошиблись трижды в вашем греческом) — in the morning lessons (на утренних занятиях) — dost remember it (ты помнишь это)*'
'Ye-e-s- methinks I do (да-а-а-а-а, мне кажется, я вспоминаю). (It is not much of a lie (это не такая уж большая ложь) — if I had meddled with the Greek at all (если бы я связался с греческим вообще), I had not faulted simply thrice (я бы допустил ошибку не просто трижды), but forty times (а 40 раз). Yes, I do recall it now (да, я действительно вспоминаю это теперь) — go on (продолжай: «иди дальше»).'
''The master (учитель), being wroth (будучи разгневанным) with what he termed such slovenly and doltish work (тем, что он назвал такой неопрятной и тупой работой), did promise (пообещал: «сделал пообещать») that he would soundly whip me for it (что он хорошенько высечет меня за это) — and (и) —'
'Whip thee (высечет тебя)!' said Tom (сказал Том), astonished out of his presence of mind (пораженный до глубины души: «из его присутствия сознания»). 'Why should he whip thee for faults of mine (почему должен он сечь тебя за мои ошибки; mine — мой)*'
'Ah, your grace forgetteth again (ах, ваша милость забывает снова). He always scourgeth me (он всегда сечет меня), when thou dost fail (когда ты проваливаешься) in thy lessons (на твоих уроках).'
'True, true (верно, верно) — I had forgot (я забыл; to forget — забывать). Thou teachest me in private (ты учишь меня наедине) — then if I fail (потом, если я провалюсь), he argueth that thy office was lamely done, and (он утверждает, что твоя работа была плохо сделана и…) —'
'Oh, my liege, what words are these (о, мой господин, что это за слова)* I, the humblest of thy servants (я, ничтожнейший из твоих слуг), presume to teach thee (осмеливаюсь учит тебя)!'
'Then where is thy blame (тогда где = в чем твоя вина)* What riddle is this (что это за загадка)* Am I in truth gone mad (действительно ли я сошел с ума; to go mad — становиться сумасшедшим), or is it thou (или это ты)* Explain — speak out (объясни — скажи).'
'But, good your majesty (но, ваше величество), there's naught that needeth simplifying (нет ничего, что нуждается в упрощении = подробном объяснении). None may visit the sacred person of the Prince of Wales with blows (никто не может карать священную особу принца Уэльского ударами); wherefore when he faulteth (по каковой причине, когда он делает ошибки), 'tis I that take them (это я, кто принимает их = побои); and meet it is and right (и подобающе это есть и правильно), for that it is mine office (ибо это моя служба) and my livelihood (и мой источник пропитания).
Tom stared at the tranquil boy (Том уставился на спокойного мальчика), observing to himself (говоря себе), 'Lo, it is a wonderful thing (гляди-ка, это удивительная вещь) — a most strange and curious trade (весьма странное и любопытное ремесло); I marvel they have not hired a boy (я удивляюсь, что они не наняли мальчика; to hire — нанимать) to take my combings and my dressings for me (чтобы принимать мои расчесывания и одевания за меня = чтобы их расчесывали и одевали за меня) — would heaven they would (если бы небо велело им сделать это)! — an they will do this thing (если они сделают эту вещь), I will take my lashings in mine own person (я приму свою порку своей собственной персоной), giving thanks to God for the change (вознося благодарения Богу за такую перемену).'
escape [*s*ke*p], private [*pra*v*t], combing [*kqum**]
''Tis strange how my memory doth wanton with me these
days,' said Tom. 'But mind it not — I mend apace — a little clue doth often serve to bring me back again the things and names which had escaped me. (And not they, only, forsooth, but e'en such as I ne'er heard before — as this lad shall see.) Give thy business speech.'
''Tis matter of small weight, my liege, yet will I touch upon it, an it please your grace. Two days gone by, when your majesty faulted thrice in your Greek — in the morning lessons — dost remember it*'
'Ye-e-s- methinks I do. (It is not much of a lie — an I had meddled with the Greek at all, I had not faulted simply thrice, but forty times). Yes, I do recall it now — go on.'
'The master, being wroth with what he termed such slovenly and doltish work, did promise that he would soundly whip me for it — and —'
'Whip thee!' said Tom, astonished out of his presence of mind. 'Why should he whip thee for faults of mine*'
'Ah, your grace forgetteth again. He always scourgeth me, when thou dost fail in thy lessons.'
'True, true — I had forgot. Thou teachest me in private- then if I fail, he argueth that thy office was lamely done, and —'
'Oh, my liege, what words are these* I, the humblest of thy servants, presume to teach thee!'
'Then where is thy blame* What riddle is this* Am I in truth gone mad, or is it thou* Explain- speak out.'
'But, good your majesty, there's naught that needeth simplifying. None may visit the sacred person of the Prince of Wales with blows; wherefore when he faulteth, 'tis I that take them; and meet it is and right, for that it is mine office and my livelihood.'
Tom stared at the tranquil boy, observing to himself, 'Lo, it is a wonderful thing — a most strange and curious trade; I marvel they have not hired a boy to take my combings and my dressings for me — would heaven they would! — an they will do this thing, I will take my lashings in mine own person, giving thanks to God for the change.'
Then he said aloud (затем он сказал вслух):
'And hast thou been beaten (и был ли ты побит; to beat — бить), poor friend (бедный друг), according to the promise (в соответствии с обещанием)*'
'No, good your majesty (нет, ваше величество), my punishment was appointed (наказание было назначено) for this day (на этот день = сегодня), and peradventure it may be annulled (и, возможно, оно было аннулировано), as unbefitting the season of mourning (как неподходящее периоду скорби) that is come upon us (который пришел к нам); I know not (я не знаю), and so have made bold (и поэтому сделал отважно = осмелился) to come hither and remind your grace (прийти сюда и напомнить вашей светлости) about your gracious promise (о вашем милостивом обещании) to intercede in my behalf (вступиться за меня; on behalf of — от лица к-л) —'
'With the master (перед учителем)* To save thee thy whipping (сохранить тебя от порки)*'
'Ah, thou dost remember (ах, ты помнишь)!'
'My memory mendeth (моя память выздоравливает; to mend — чинить, ремонтировать; улучшать(ся); поправляться /о здоровье/), thou seest (ты видишь). Set thy mind at ease (успокой свой разум; to set — устанавливать; at ease — непринужденно) — thy back shall go unscathed (твоя спина выйдет неповрежденной) — I will see to it (я пригляжу за этим).'
'Oh, thanks, my good lord (о, спасибо, мой добрый лорд)!' cried the boy (вскричал мальчик), dropping upon his knee again (падая на колени снова). 'Mayhap I have ventured far enow (возможно, я рискнул достаточно далеко; enow устар. вместо enough — достаточно); and yet (и все же)'...
Seeing Master Humphrey hesitate (видя, что мастер Хамфри колеблется: «видя мастера Хамфри колебаться»), Tom encouraged him to go on (Том побудил его продолжать; to encourage — поощрять, ободрять), saying he was 'in the granting mood (сказав, что он был в дарующем настроении).'
'Then will I speak it out (тогда я выскажу это), for it lieth near my heart (ибо это лежит близ моего сердца). Sith (так как — устар. вместо since) thou art no more Prince of Wales but king (ты больше не принц Уэльский, а король), thou canst order matters as thou wilt (ты можешь распоряжаться делами, как ты хочешь), with none to say thee nay (и никто не скажет тебе нет: «с никем чтобы сказать тебе нет»); wherefore it is not in reason (потому неразумно = не стоит ожидать) that thou wilt longer vex thyself with dreary studies (что ты и дальше будешь досаждать себе скучными уроками), but wilt burn thy books (но сожжешь твои книги) and turn thy mind to things less irksome (и повернешь свой ум к вещам менее утомительным). Then am I ruined (тогда я погиб: «разрушен»), and mine orphan sisters with me (и мои сироты-сестры со мной)!'
'Ruined (погиб)* Prithee, how (/скажи/ пожалуйста, как)*'
'My back is my bread (моя спина — мой хлеб). O my gracious liege (о, мой милостивый властелин)! if it go idle, I starve (если она не будет работать: «пойдет праздной», я умру с голоду). If thou cease from study (если вы прекратите занятия), mine office is gone (моя служба потеряна), thou'lt need no whipping-boy (ты не будешь нуждаться в мальчике для битья). Do not turn me away (не прогоняйте меня; to turn away — прогонять; отворачиваться: «поворачивать(ся) прочь»)!'
Tom was touched with this pathetic distress (Том был тронут этим душераздирающим страданием). He said, with a right royal burst of generosity (он сказал с подобающим королевским взрывом великодушия):
'Discomfort thyself no further, lad (не беспокойся больше, мальчик). Thine office shall be permanent in thee and thy line, forever (твоя служба будет постоянной в тебе и твоих потомках: «в твоем роду» навсегда).' Then he struck the boy a light blow on the shoulder (затем он нанес мальчику легкий удар по плечу; to strike — бить) with the flat of his sword (плоской стороной меча = плашмя мечом), exclaiming (воскликнув), 'Rise, Humphrey Marlow (встань, Хамфри Марло), Hereditary Grand Whipping-Boy (наследственный великий мальчик для битья) to the royal house of England (в королевском доме Англии)! Banish sorrow (изгони печаль) — I will betake me to my books again (я возьмусь за мои книги опять), and study so ill (и буду учиться так плохо) that they must in justice (что нужно по справедливости) treble thy wage (утроить твою зарплату), so mightily shall the business of thine office be augmented (так сильно дела твоей службы будут увеличены).'
encourage [*n*kAr*G], orphan [*O:f*n], augment [O:g*ment]
Then he said aloud:
'And hast thou been beaten, poor friend, according to the promise*'
'No, good your majesty, my punishment was appointed for this day, and peradventure it may be annulled, as unbefitting the season of mourning that is come upon us; I know not, and so have made bold to come hither and remind your grace about your gracious promise to intercede in my behalf —'
'With the master* To save thee thy whipping*'
'Ah, thou dost remember!'
'My memory mendeth, thou seest. Set thy mind at ease — thy back shall go unscathed — I will see to it.'
'Oh, thanks, my good lord!' cried the boy, dropping upon his knee again. 'Mayhap I have ventured far enow; and yet'...
Seeing Master Humphrey hesitate, Tom encouraged him to go on, saying he was 'in the granting mood.'
'Then will I speak it out, for it lieth near my heart. Sith thou art no more Prince of Wales but king, thou canst order matters as thou wilt, with none to say thee nay; wherefore it is not in reason that thou wilt longer vex thyself with dreary studies, but wilt burn thy books and turn thy mind to things less irksome. Then am I ruined, and mine orphan sisters with me!'
'Ruined* Prithee, how*'
'My back is my bread, O my gracious liege! if it go idle, I starve. An thou cease from study, mine office is gone, thou'lt need no whipping-boy. Do not turn me away!'
Tom was touched with this pathetic distress. He said, with a right royal burst of generosity:
'Discomfort thyself no further, lad. Thine office shall be permanent in thee and thy line, forever.' Then he struck the boy a light blow on the shoulder with the flat of his sword, exclaiming, 'Rise, Humphrey Marlow, Hereditary Grand Whipping-Boy to the royal house of England! Banish sorrow — I will betake me to my books again, and study so ill that they must in justice treble thy wage, so mightily shall the business of thine office be augmented.'
The grateful Humphrey responded fervidly (благодарный Хамфри ответил горячо; fervid — горячий, пылкий, страстный):
'Thanks, oh, most noble master (спасибо, о, самый благородный повелитель), this princely lavishness doth far surpass my most distempered dreams of fortune (эта княжеская щедрость далеко превосходит мои самые сумасшедшие мечты об удаче). Now shall I be happy all my days (теперь буду я счастлив все мои дни), and all the house of Marlow after me (и весь дом Марло после меня).'
Tom had wit enough to perceive (Том имел рассудка достаточно, чтобы понять) that here was a lad (что здесь = вот был мальчик) who could be useful to him (который мог быть полезен ему). He encouraged Humphrey to talk (он побудил Хамфри разговаривать), and he was nothing loath (и он не был неохотным). He was delighted to believe (он был обрадован верить) that he was helping in Tom's 'cure' (что он помогал в «лечении» Тома); for always (ибо всегда), as soon as he had finished (как только он прекращал) calling back to Tom's diseased mind (напоминать больному уму Тома; to call back — вызывать в памяти) the various particulars of his experiences and adventures (разные частности его опыта и приключений) in the royal schoolroom (в королевской школьной комнате) and elsewhere about the palace (и в других местах во дворце), he noticed that Tom was then able to 'recall' the circumstances quite clearly (он замечал, что Том был тогда способен «вспоминать» обстоятельства вполне ясно). At the end of an hour (к концу часа) Tom found himself well freighted (Том обнаружил себя хорошо нагруженным) with very valuable information (очень ценной информацией) concerning personages and matters pertaining to the court (касательно персонажей и дел, относящихся ко двору); so he resolved to draw instruction (так что он решился извлекать сведения; instruction — назидание, образование) from this source daily (из этого источника ежедневно); and to this end (и для этой цели) he would give order to admit Humphrey to the royal closet (он бы дал указ допустить Хамфри в королевские апартаменты) whenever he might come (когда бы он ни пришел), provided the majesty of England was not engaged with other people (в случае, если его величество не был занят с другими людьми).
Humphrey had hardly been dismissed (едва Хамфри был отпущен) when my Lord Hertford arrived with more trouble for Tom (когда милорд Хартфорд прибыл с еще большими заботами/горестями для Тома). He said that the lords of the council (он сказал, что лорды совета), fearing that some overwrought report of the king's damaged health (опасаясь, что перегруженные = преувеличенные сообщения о поврежденном здоровье короля) might have leaked out and got abroad (могли «утечь» и попасть за границу; to get — попадать), they deemed it wise and best (они сочли это мудрым и лучшим) that his majesty (чтобы его величество) should begin to dine in public (начало обедать на публике) after a day or two (через день-другой) — his wholesome complexion (его здоровый цвет лица) and vigorous step (и уверенный шаг; vigorous — сильный, энергичный; решительный), assisted by a carefully guarded repose of manner (в сочетании с тщательно сохраняемым спокойствием манер; to assist — содействовать) and ease and grace of demeanor (и легкостью и грацией поведения), would more surely quiet the general pulse (наверное: «более уверенно/наверняка», успокоит общее чувство) — in case any evil rumors had gone about (в случае, если какие-либо злонамеренные слухи разошлись) — than any other scheme that could be devised (чем какая-либо другая схема = план, которая могла бы разработана).
Then the earl proceeded (затем граф принялся), very delicately, to instruct Tom (очень деликатно инструктировать Тома) as to the observances (по поводу знаков внимания) proper to the stately occasion (подобающим государственному событию), under the rather thin disguise of 'reminding' him (под весьма тонким = прозрачным прикрытием «напоминания» ему) concerning things (относительно вещей) already known to him (уже известных ему); but to his vast gratification (но к его вящему удовлетворению) it turned out (выяснилось) that Tom needed very little help in this line (что Том нуждался в очень малой помощи по этой части) — he had been making use of Humphrey in that direction (он использовал Хамфри в этом направлении = отношении; to make use of — использовать), for Humphrey had mentioned (так как Хамфри упомянул) that within a few days he was to begin to dine in public (что в течение нескольких дней ему придется начать трапезовать на публике); having gathered it (собрав = узнав это) from the swift-winged gossip of the court (от быстрокрылых сплетен двора; wing — крыло). Tom kept these facts to himself, however (Том хранил эти сведения при себе, однако = не распространялся об этом).
Seeing the royal memory so improved (видя королевскую память столь улучшившейся), the earl ventured to apply a few tests to it (граф отважился применить несколько тестов = проверок к ней), in an apparently casual way (очевидно случайным образом = будто бы нечаянно), to find out (чтобы выяснить) how far its amendment had progressed (как далеко ее исправление прогрессировало = продвинулось). The results were happy (результаты были удачными), here and there (здесь и там), in spots (местами) — spots where Humphrey's tracks remained (местами, где следы Хамфри остались) — and, on the whole (и в целом), my lord was greatly pleased and encouraged (милорд был весьма обрадован и воодушевлен). So encouraged was he (так воодушевлен был он), indeed (на самом деле), that he spoke up and said in a quite hopeful voice (что он высказался откровенно и произнес довольно-таки оптимистичным голосом; to speak up — говорить вслух, откровенно; hopeful — надеющийся; hope — надежда):
'Now am I persuaded (теперь убежден я) that if your majesty will but tax your memory yet a little further (что если только ваше величество напряжет вашу память еще немного дальше = больше; but — только), it will resolve the puzzle (это решит головоломку) of the Great Seal (Великой Печати) — a loss which was of moment yesterday (потери, которая имела значение: «была значения» вчера), although of none to-day (хотя никакого (значения) сегодня), since its term of service (ибо ее срок службы) ended with our late lord's life (окончился с жизнью нашего покойного господина). May it please your grace to make the trial (не соблаговолит ли ваша милость сделать попытку; to try — пытаться)*'
Tom was at sea (Том растерялся; to be at sea — растеряться: «быть на море») — a Great Seal was a something which he was totally unacquainted with (Великая Печать была чем-то, с чем он был совершенно незнаком). After a moment's hesitation (после минутного колебания) he looked up innocently (он посмотрел вверх = поднял глаза невинно) and asked (и спросил):
'What was it like, my lord (на что она была похожа: «что была она как», милорд)*'
The earl started (граф начал), almost imperceptibly (почти неразличимо), muttering to himself (бормотать себе /под нос/), 'Alack (увы), his wits are flown again (его разум улетел опять; to fly — летать)! — it was ill wisdom (это было плохой мудростью = идеей) to lead him on (подбить его; to lead on — подбивать, соблазнять: «вести на») to strain them (на то чтобы напрягать его) —' then he deftly turned the talk to other matters (затем он ловко перевел разговор на другие материи; to turn — поворачивать), with the purpose (с целью) of sweeping the unlucky Seal (стереть злополучную Печать) out of Tom's thoughts (из мыслей Тома) — a purpose which easily succeeded (целью, которая легко удалась).
circumstance [*s*:k*mst*ns], rumor [*ru:m*], demeanor [d**mi:n*]
The grateful Humphrey responded fervidly:
'Thanks, oh, most noble master, this princely lavishness doth far surpass my most distempered dreams of fortune. Now shall I be happy all my days, and all the house of Marlow after me.'
Tom had wit enough to perceive that here was a lad who could be useful to him. He encouraged Humphrey to talk, and he was nothing loath. He was delighted to believe that he was helping in Tom's 'cure'; for always, as soon as he had finished calling back to Tom's diseased mind the various particulars of his experiences and adventures in the royal schoolroom and elsewhere about the palace, he noticed that Tom was then able to 'recall' the circumstances quite clearly. At the end of an hour Tom found himself well freighted with very valuable information concerning personages and matters pertaining to the court; so he resolved to draw instruction from this source daily; and to this end he would give order to admit Humphrey to the royal closet whenever he might come, provided the majesty of England was not engaged with other people.
Humphrey had hardly been dismissed when my Lord Hertford arrived with more trouble for Tom. He said that the lords of the council, fearing that some overwrought report of the king's damaged health might have leaked out and got abroad, they deemed it wise and best that his majesty should begin to dine in public after a day or two — his wholesome complexion and vigorous step, assisted by a carefully guarded repose of manner and ease and grace of demeanor, would more surely quiet the general pulse — in case any evil rumors had gone about — than any other scheme that could be devised.
Then the earl proceeded, very delicately, to instruct Tom as to the observances proper to the stately occasion, under the rather thin disguise of 'reminding' him concerning things already known to him; but to his vast gratification it turned out that Tom needed very little help in this line — he had been making use of Humphrey in that direction, for Humphrey had mentioned that within a few days he was to begin to dine in public; having gathered it from the swift-winged gossip of the court. Tom kept these facts to himself, however.
Seeing the royal memory so improved, the earl ventured to apply a few tests to it, in an apparently casual way, to find out how far its amendment had progressed. The results were happy, here and there, in spots — spots where Humphrey's tracks remained — and, on the whole, my lord was greatly pleased and encouraged. So encouraged was he, indeed, that he spoke up and said in a quite hopeful voice:
'Now am I persuaded that if your majesty will but tax your memory yet a little further, it will resolve the puzzle of the Great Seal — a loss which was of moment yesterday, although of none to-day, since its term of service ended with our late lord's life. May it please your grace to make the trial*'
Tom was at sea — a Great Seal was a something which he was totally unacquainted with. After a moment's hesitation he looked up innocently and asked:
'What was it like, my lord*'
The earl started, almost imperceptibly, muttering to himself, 'Alack, his wits are flown again! — it was ill wisdom to lead him on to strain them —' then he deftly turned the talk to other matters, with the purpose of sweeping the unlucky Seal out of Tom's thoughts — a purpose which easily succeeded.
CHAPTER XV (Глава пятнадцатая)
THE next day the foreign ambassadors came (на следующий день иностранные послы пришли), with their gorgeous trains (со своей великолепной свитой); and Tom, throned (и Том, усаженный на трон) in awful state (в ужасном состоянии), received them (принял их). The splendors of the scene delighted his eye (роскошь этого зрелища услаждала его взор) and fired his imagination at first (и воспламеняла его фантазию поначалу), but the audience was long and dreary (но аудиенция была длинной и скучной), and so were most of the addresses (и такими же было большинство речей: «обращений») — wherefore (по каковой причине), what began as a pleasure (что началось как удовольствие), grew into weariness and homesickness by and by (выросло в изнеможение и тоску по дому постепенно). Tom said the words which Hertford put into his mouth from time to time (Том произносил слова, которые Хартфорд вкладывал в его уста время от времени), and tried hard (и старался упорно) to acquit himself satisfactorily (вести себя удовлетворительно), but he was too new to such things (но он был слишком новым = неопытным в этих вещах), and too ill at ease (и слишком неловок) to accomplish more than a tolerable success (чтобы достичь более, чем сносный успех). He looked sufficiently like a king (он выглядел достаточно как король), but he was ill able (но он был плохо = мало способен) to feel like one (чувствовать себя как таковой = как король). He was cordially glad when the ceremony was ended (он был сердечно рад, когда церемония была закончена).
The larger part of his day (большая часть его дня) was 'wasted' (была «потрачена впустую») — as he termed it (как он назвал это), in his own mind (в своих собственных мыслях) — in labors pertaining to his royal office (на труды, относящиеся к его королевской службе). Even the two hours (даже два часа) devoted to certain princely pastimes and recreations (посвященные определенным княжеским развлечениям и отдыху) were rather a burden to him (были скорее бременем для него) than otherwise (чем наоборот), they were so fettered by restrictions and ceremonious observances (они были так опутаны ограничениями и церемониальными ритуалами). However, he had a private hour (однако он имел личный час) with his whipping-boy (со своим мальчиком для битья) which he counted clear gain (который он счел чистой прибылью), since he got both entertainment and needful information out of it (так как он получил и развлечения, и нужные сведения из него; both — оба).
The third day of Tom Canty's kingship (третий день царствования Тома Кэнти) came and went (пришел и ушел; to come — приходить; to go — идти, уходить, исчезать) much as the others had done (точно как другие: «как другие сделали»), but there was a lifting of his cloud (но тучи рассеялись: «но было поднятие его облака») in one way (в одном отношении) — he felt less uncomfortable (он чувствовал себя менее неудобно) than at first (чем поначалу); he was getting a little used (он понемногу привыкал: «становился немного привыкшим») to his circumstances and surroundings (к своим обстоятельствам и окружению); his chains still galled (его цепи все еще раздражали его), but not all the time (но не все время); he found that the presence and homage of the great (он обнаружил, что присутствие и почет от великих) afflicted and embarrassed him less and less sharply (огорчали и смущали его все менее и менее остро) with every hour that drifted over his head (с каждым часом, который протекал над его головой).
But for one single dread (если бы не один единственный ужас), he could have seen the fourth day approach (он мог бы видеть, как приближается четвертый день; to approach — приближаться) without serious distress (без серьезных страданий) — the dining in public (обед на публике); it was to begin that day (это должно было начаться в тот день). There were greater matters in the program (были и бoльшие дела в программе) — for on that day (ибо в тот день) he would have to preside (ему предстояло председательствовать) at a council (на совете) which would take his views and commands (который бы принял его мнения и приказы) concerning the policy to be pursued (относительно политики, которой нужно следовать) toward various foreign nations scattered far and near over the great globe (в отношении разных чужих народов, разбросанных далеко и близко по огромному глобусу); on that day, too (в тот день также), Hertford would be formally chosen to the grand office of Lord Protector (Хартфорд был бы формально избран на великую службу Лорда Протектора; to choose — выбирать); other things of note (иные дела, достойные замечания) were appointed for that fourth day also (были назначены на этот четвертый день также), but to Tom they were all insignificant (но для Тома они были все несущественны) compared with the ordeal of dining (по сравнению с испытанием в виде обеда; to compare — сравнивать) all by himself (совершенно самостоятельно) with a multitude of curious eyes fastened upon him (со множеством глаз, устремленных на него; to fasten — прикреплять) and a multitude of mouths whispering comments upon his performance (и множеством ртов, шепчущих комментарии о его поведении; performance — исполнение, выполнение) — and upon his mistakes (и о его ошибках), if he should be so unlucky as to make any (если бы он был столь неудачлив, чтобы сделать какие-либо).
weariness [*w**r*n*s], waste [we*st], appoint [**pO*nt]
THE next day the foreign ambassadors came, with their gorgeous trains; and Tom, throned in awful state, received them. The splendors of the scene delighted his eye and fired his imagination at first, but the audience was long and dreary, and so were most of the addresses — wherefore, what began as a pleasure, grew into weariness and homesickness by and by. Tom said the words which Hertford put into his mouth from time to time, and tried hard to acquit himself satisfactorily, but he was too new to such things, and too ill at ease to accomplish more than a tolerable success. He looked sufficiently like a king, but he was ill able to feel like one. He was cordially glad when the ceremony was ended.
The larger part of his day was 'wasted' — as he termed it, in his own mind — in labors pertaining to his royal office. Even the two hours devoted to certain princely pastimes and recreations were rather a burden to him than otherwise, they were so fettered by restrictions and ceremonious observances. However, he had a private hour with his whipping-boy which he counted clear gain, since he got both entertainment and needful information out of it.
The third day of Tom Canty's kingship came and went much as the others had done, but there was a lifting of his cloud in one way — he felt less uncomfortable than at first; he was getting a little used to his circumstances and surroundings; his chains still galled, but not all the time; he found that the presence and homage of the great afflicted and embarrassed him less and less sharply with every hour that drifted over his head.
But for one single dread, he could have seen the fourth day approach without serious distress — the dining in public; it was to begin that day. There were greater matters in the program — for on that day he would have to preside at a council which would take his views and commands concerning the policy to be pursued toward various foreign nations scattered far and near over the great globe; on that day, too, Hertford would be formally chosen to the grand office of Lord Protector; other things of note were appointed for that fourth day also, but to Tom they were all insignificant compared with the ordeal of dining all by himself with a multitude of curious eyes fastened upon him and a multitude of mouths whispering comments upon his performance- and upon his mistakes, if he should be so unlucky as to make any.
Still (все же), nothing could stop that fourth day (ничто не могло остановить этот четвертый день), and so it came (и вот он пришел). It found poor Tom low-spirited (он нашел Тома подавленным; low spirit — подавленность: «низкий дух») and absent-minded (рассеянным; absent — отсутствующий; mind — разум), and this mood continued (и это настроение продолжалось); he could not shake it off (он не мог стряхнуть его; off — прочь). The ordinary duties of the morning (обычные обязанности утра) dragged upon his hands (тяготили его руки), and wearied him (и утомили его). Once more (снова: «один раз больше») he felt the sense of captivity (он ощутил чувство плена) heavy upon him (тяжело на себе).
Late in the forenoon (поздно утром) he was in a large audience chamber (он был в большой комнате для аудиенций), conversing with the Earl of Hertford (разговаривая с графом Хартфордом) and duly awaiting (и должным образом ожидая) the striking of the hour (часа; to strike — ударять; hour — час) appointed (назначенного) for a visit of ceremony (для церемониального визита) from a considerable number of great officials and courtiers (от значительного числа высокопоставленных чиновников и придворных).
After a little while (спустя некоторое время) Tom, who had wandered to a window (Том, который подошел к окну; to wander — бродить) and become interested (и заинтересовался: «стал заинтересованным») in the life and movement (жизнью и движением) of the great highway (большой дороги) beyond the palace gates (за дворцовыми воротами) — and not idly interested (и не праздно заинтересовался), but longing with all his heart (но стремясь всем своим сердцем) to take part in person (принять участие самому; person — личность) in its stir and freedom (в ее шевелении и свободе) — saw the van of a hooting and shouting mob (увидел улюлюкающую и кричащую толпу; van — фургон) of disorderly (беспорядочных = беспорядочно двигавшихся) men, women, and children of the lowest and poorest degree (мужчин, женщин и детей самого низкого и бедного звания) approaching from up the road (приближающихся по дороге).
'I would I knew (я бы хотел знать: «я хотел бы, чтобы я знал») what 'tis about (о чем это = что это такое; ‘tis = it is)!' he exclaimed (он воскликнул), with all a boy's curiosity in such happenings (со всем мальчишеским любопытством к таким происшествиям).
'Thou art the king (ты король)!' solemnly responded the earl (торжественно ответствовал граф), with a reverence (с поклоном). 'Have I your grace's leave to act (имею ли я позволение вашего величества действовать = узнать, в чем дело; leave — позволение)*'
'Oh, blithely, yes (о, с радостью, да)! Oh, gladly, yes (о, с удовольствием, да)!' exclaimed Tom, excitedly (воскликнул Том возбужденно), adding to himself with a lively sense of satisfaction (добавляя про себя с живым чувством удовлетворения), 'In truth (по правде говоря), being a king is not all dreariness (быть королем — это не только скука = не так уж плохо; dreariness — тусклость; скука) — it hath its compensations and conveniences (это имеет свои вознаграждения и удобства; compensation — компенсация).'
The earl called a page (граф позвал пажа), and sent him to the captain of the guard (и послал его к капитану гвардии; to send — посылать, отправлять) with the order (с приказом):
'Let the mob be halted (пусть толпа будет задержана), and inquiry made (и (пусть будет) расследование проведено), concerning the occasion of its movement (касательно причины этого движения). By the king's command (по приказу короля)!'
A few seconds later (несколькими секундами позже) a long rank of the royal guards (длинный строй королевских гвардейцев), cased in flashing steel (закованных в сверкающую сталь; to case — упаковывать, обшивать, оправлять в оправу), filed out at the gates (вышли шеренгой у ворот) and formed across the highway (и построились поперек дороги) in front of the multitude (перед толпой). A messenger returned (посланник вернулся), to report that the crowd were following a man, a woman, and a young girl (чтобы сообщить, что толпа следовала за мужчиной, женщиной и молодой девушкой) to execution for crimes (до (места) казни за преступления) committed against the peace and dignity of the realm (совершенные против мира и достоинства королевства).
duly [*dju:l*], curiosity [kju*r**Os*t*], realm [relm]
Still, nothing could stop that fourth day, and so it came. It found poor Tom low-spirited and absent-minded, and this mood continued; he could not shake it off. The ordinary duties of the morning dragged upon his hands, and wearied him. Once more he felt the sense of captivity heavy upon him.
Late in the forenoon he was in a large audience chamber, conversing with the Earl of Hertford and duly awaiting the striking of the hour appointed for a visit of ceremony from a considerable number of great officials and courtiers.
After a little while Tom, who had wandered to a window and become interested in the life and movement of the great highway beyond the palace gates — and not idly interested, but longing with all his heart to take part in person in its stir and freedom — saw the van of a hooting and shouting mob of disorderly men, women, and children of the lowest and poorest degree approaching from up the road.
'I would I knew what 'tis about!' he exclaimed, with all a boy's curiosity in such happenings.
'Thou art the king!' solemnly responded the earl, with a reverence. 'Have I your grace's leave to act*'
'Oh, blithely, yes! Oh, gladly, yes!' exclaimed Tom, excitedly, adding to himself with a lively sense of satisfaction, 'In truth, being a king is not all dreariness — it hath its compensations and conveniences.'
The earl called a page, and sent him to the captain of the guard with the order:
'Let the mob be halted, and inquiry made concerning, the occasion of its movement. By the king's command!'
A few seconds later a long rank of the royal guards, cased in flashing steel, filed out at the gates and formed across the highway in front of the multitude. A messenger returned, to report that the crowd were following a man, a woman, and a young girl to execution for crimes committed against the peace and dignity of the realm.
Death (смерть) — and a violent death (и жестокая смерть) — for these poor unfortunates (для этих бедных несчастных)! The thought wrung Tom's heartstrings (эта мысль терзала сердечные струны Тома; to wring — терзать, скручивать, выжимать). The spirit of compassion (дух сострадания) took control of him (овладел им: «взял контроль над ним»; to take — брать), to the exclusion of all other considerations (вплоть до исключения всех прочих соображений = вытеснив все прочие мысли); he never thought of the offended laws (он совсем не подумал о нарушенных законах; never — никогда; to think — думать), or of the grief or loss (или о муках или утратах) which these three criminals had inflicted upon their victims (которые эти три преступника причинили своим жертвам), he could think of nothing but the scaffold (он не мог думать ни о чем, кроме эшафота) and the grisly fate (и ужасающей судьбе) hanging over the heads of the condemned (нависшей над головами приговоренных). His concern made him even forget (его озабоченность заставила его даже забыть), for the moment (на минуту), that he was but the false shadow of a king (что он лишь фальшивая тень короля), not the substance (не истинная сущность); and before he knew it (и, прежде, чем он знал это = не соображая, что делает; не успев подумать; to know — знать) he had blurted out the command (он выпалил приказ):
'Bring them here (приведите их сюда)!'
Then he blushed scarlet (затем он вспыхнул алым = залился краской; to blush — краснеть), and a sort of apology (и что-то вроде извинения) sprung to his lips (появилось на его губах; to spring — распускаться, прорастать); but observing that his order had wrought no sort of surprise (но видя, что его приказ не вызвал никакого удивления; wrought — устар. вместо worked от to work — работать, делать) in the earl or the waiting page (в графе или в ожидающем паже), he suppressed the words he was about to utter (он подавил слова, которые он был готов произнести; to be about — быть готовым: «быть около»). The page, in the most matter-of-course way (паж, самым невинным образом; matter of course — само собой разумеющееся дело: «дело порядка», ср.: of course — конечно), made a profound obeisance (сделал низкий поклон; obeisance — пиетет, почитание; жест подчинения /напр., поклон/) and retired backward out of the room (и удалился назад из комнаты) to deliver the command (чтобы передать приказ). Tom experienced a glow of pride (Том испытал чувство гордости; glow — отблеск, жар, свечение) and a renewed sense of the compensating advantages of the kingly office (и возобновленное чувство компенсирующих преимуществ королевской должности). He said to himself (он сказал себе), 'Truly it is like what I used to feel (поистине, это похоже на то, что я когда-то испытывал; used to do — когда-то давно делал) when I read the old priest's tales (когда я читал сказки старого священника), and did imagine mine own self a prince (представлял самого себя принцем; self — свое «я», личность), giving law and command to all, saying (дающего законы и приказы всем, говоря), "Do this, do that (делай это, делай то)," while none durst offer let or hindrance (в то время как никто не осмеливается чинить препятствия или помехи) to my will (моей воле).'
Now the doors swung open (и вот двери распахнулись; to swing — качаться); one high-sounding h4 after another (один звучный титул за другим) was announced (объявлялся), the personages owning them followed (персонажи, владеющие ими, следовали = шли следом), and the place was quickly half filled (и место было быстро наполовину заполнено) with noble folk and finery (дворянским людом и роскошью). But Tom was hardly conscious (но Том едва осознавал: «был осознающим, сознательным») of the presence of these people (присутствие этих людей), so wrought up was he (таким взбудораженным был он; to work up — будоражить, возбуждать) and so intensely absorbed (и так глубоко поглощен) in that other and more interesting matter (тем другим и более интересным делом). He seated himself, absently (он уселся рассеянно), in his chair of state (на своем троне), and turned his eyes upon the door with manifestations of impatient expectancy (и обернул свои глаза к двери с выражением нетерпеливого ожидания); seeing which (при виде чего: «видя что»), the company forbore to trouble him (собрание воздерживалось от того, чтобы тревожить его), and fell to chatting (и принялись обсуждать; to fall to — приняться; to chat — болтать) a mixture of public business and court gossip (смесь государственных дел и придворных слухов) one with another (один с другим = между собой).
violent [*va**l*nt], read — прошедшее время [red], obeisance [q*be*s*ns]
Death — and a violent death — for these poor unfortunates! The thought wrung Tom's heartstrings. The spirit of compassion took control of him, to the exclusion of all other considerations; he never thought of the offended laws, or of the grief or loss which these three criminals had inflicted upon their victims, he could think of nothing but the scaffold and the grisly fate hanging over the heads of the condemned. His concern made him even forget, for the moment, that he was but the false shadow of a king, not the substance; and before he knew it he had blurted out the command:
'Bring them here!'
Then he blushed scarlet, and a sort of apology sprung to his lips; but observing that his order had wrought no sort of surprise in the earl or the waiting page, he suppressed the words he was about to utter. The page, in the most matter-of-course way, made a profound obeisance and retired backward out of the room to deliver the command. Tom experienced a glow of pride and a renewed sense of the compensating advantages of the kingly office. He said to himself, 'Truly it is like what I used to feel when I read the old priest's tales, and did imagine mine own self a prince, giving law and command to all, saying, " Do this, do that," while none durst offer let or hindrance to my will.'
Now the doors swung open; one high-sounding h4 after another was announced, the personages owning them followed, and the place was quickly half filled with noble folk and finery. But Tom was hardly conscious of the presence of these people, so wrought up was he and so intensely absorbed in that other and more interesting matter. He seated himself, absently, in his chair of state, and turned his eyes upon the door with manifestations of impatient expectancy; seeing which, the company forbore to trouble him, and fell to chatting a mixture of public business and court gossip one with another.
In a little while (какое-то время спустя) the measured tread of military men (мерная поступь воинов) was heard approaching (была услышана приближающаяся), and the culprits (и преступники) entered the presence (оказались в присутствии высоких особ; to enter — входить) in charge of an under-sheriff (под присмотром помощником шерифа) and escorted (и эскортируемые) by a detail of the king's guard (отрядом королевской гвардии). The civil officer knelt before Tom (чиновник упал на колени перед Томом), then stood aside (затем встал в стороне); the three doomed persons knelt also (три приговоренных человека также преклонили колени), and remained so (и остались так = в таком положении); the guard took position behind Tom's chair (гвардейцы заняли положение за троном Тома). Tom scanned the prisoners curiously (Том осмотрел заключенных с любопытством). Something about the dress or appearance of the man (что-то в платье или внешности мужчины) had stirred a vague memory in him (пробудило смутное воспоминание в нем). 'Methinks (кажется) I have seen this man ere now (я видел этого человека прежде; ere = before — прежде)... but the when or the where (но время и место: «когда и где») fail me (не приходят мне в голову; to fail — изменить, обмануть ожидания, не смочь)' — such was Tom's thought (такой была мысль Тома). Just then (прямо тогда = в тот момент) the man glanced quickly up (мужчина взглянул быстро наверх), and quickly dropped his face again (и быстро опустил свое лицо снова), not being able to endure the awful port of sovereignty (не будучи способным вынести вселяющую ужас осанку/манеру держаться суверенной = верховной власти); but the one full glimpse of the face (но одного полного = внимательного взгляда на лицо; glimpse — нечто, промелькнувшее перед глазами), which Tom got (который Том получил), was sufficient (было достаточно; sufficient — достаточный). He said to himself (он сказал себе): 'Now is the matter clear (теперь дело ясно); this is the stranger (это тот незнакомец) that plucked Giles Witt out of the Thames (который вытащил Джайлса Уитта из Темзы), and saved his life (и спас его жизнь) that windy, bitter first day of the New Year (в тот ветреный, свирепый первый день нового года) — a brave, good deed (отважный, хороший поступок) — pity he hath been doing baser ones (жаль, что он соверашал более низкие поступки: «одни»; base — низкий, подлый) and got himself in this sad case (и впутался в это прискорбное дело)... I have not forgot the day, neither the hour (я не забыл ни тот день, ни час; neither…nor — ни, ни); by reason that an hour after (по той причине, что час спустя), upon the stroke of eleven (при ударе одиннадцать = когда часы пробили одиннадцать), I did get a hiding (я получил порку) by the hand of Gammer Canty (от руки бабушки Кэнти) which was of so goodly and admired severity (которая была такой прекрасной и восхитительной свирепости) that all that went before (что все, что прошли прежде; to go — идти) or followed after it (или последовали после нее) were but fondlings and caresses by comparison (были всего лишь нежностями и ласками по сравнению /с ней/).'
Tom now ordered (Том теперь приказал) that the woman and the girl be removed (чтобы женщина и девушка были удалены; to remove — убирать) from the presence for a little time (из его общества на некоторое время); then addressed himself to the under-sheriff, saying (затем обратился к помощнику шерифа, говоря):
'Good sir (добрый сэр), what is this man's offense (что есть = в чем преступление этого человека)*'
The officer knelt (чиновник преклонил колени; to kneel — становиться на колени), and answered (и ответил):
'So please your majesty (с позволения вашего величества), he hath taken the life of a subject by poison (он похитил жизнь одного подданного ядом = отравил).'
Tom's compassion for the prisoner (сострадание Тома к заключенному), and admiration of him as the daring rescuer of a drowning boy (и любование им как бесстрашным спасителем тонущего мальчика), experienced a most damaging shock (испытало весьма разрушительный шок = удар; to damage — повреждать, портить, наносить ущерб, убыток).
'The thing was proven upon him (было ли доказано, что эту вещь сделал он; to prove — доказывать)*' he asked.
'Most clearly, sire (весьма ясно, сир).'
Tom sighed, and said (Том вздохнул и сказал):
'Take him away (заберите его прочь = уведите его) — he hath earned his death (он заслужил свою смерть). 'Tis a pity (это жалость = жаль), for he was a brave heart (ведь это было отважное сердце) — na — na, I mean he hath the look of it (ну, то есть он имеет вид этого = такой вид, так выглядит)!'
The prisoner clasped his hands together with sudden energy (заключенный сжал свои руки вместе с внезапной = неожиданной энергией), and wrung them despairingly (и заломил их в отчаянии; to wring — скручивать, жать), at the same time appealing imploringly to the 'king' (в то же время взывая с мольбой к «королю») in broken and terrified phrases (ломаными и полными ужаса фразами; to break — ломать; to terrify — ужасать):
'Oh, my lord the king (о, мой господин король), an thou canst pity the lost (если ты можешь пожалеть погибшего), have pity upon me (имей жалость на меня = пожалей меня)! I am innocent (я невиновен) — neither hath that wherewith I am charged been (и то, в чем меня обвинили) more than but lamely proved (не было более чем слабо доказано; neither — и не; lame — хромой; увечный; неубедительный, неудовлетворительный) — yet I speak not of that (и все же я говорю не об этом); the judgment is gone forth against me (суд прошел против меня) and may not suffer alteration (и не может претерпеть изменения = обжалованию не подлежит); yet in mine extremity (и все же в моем несчастье) I beg a boon (я прошу милости), for my doom is more than I can bear (ибо мой /смертный/ приговор больше, чем я могу вынести). A grace, a grace, my lord the king (милости, милости, милорд король)! in thy royal compassion grant my prayer (в твоем королевском сострадании исполни мою молитву) — give commandment that I be hanged (дайте приказ, чтобы я был повешен)!'
stir [st*:], damage [*d*m*G], extremity [*k*strem*t*]
In a little while the measured tread of military men was heard approaching, and the culprits entered the presence in charge of an under-sheriff and escorted by a detail of the king's guard. The civil officer knelt before Tom, then stood aside; the three doomed persons knelt also, and remained so; the guard took position behind Tom's chair. Tom scanned the prisoners curiously. Something about the dress or appearance of the man had stirred a vague memory in him. 'Methinks I have seen this man ere now... but the when or the where fail me' — such was Tom's thought. Just then the man glanced quickly up, and quickly dropped his face again, not being able to endure the awful port of sovereignty; but the one full glimpse of the face, which Tom got, was sufficient. He said to himself: 'Now is the matter clear; this is the stranger that plucked Giles Witt out of the Thames, and saved his life that windy, bitter first day of the New Year — a brave, good deed — pity he hath been doing baser ones and got himself in this sad case... I have not forgot the day, neither the hour; by reason that an hour after, upon the stroke of eleven, I did get a hiding by the hand of Gammer Canty which was of so goodly and admired severity that all that went before or followed after it were but fondlings and caresses by comparison.'
Tom now ordered that the woman and the girl be removed from the presence for a little time; then addressed himself to the under-sheriff, saying:
'Good sir, what is this man's offense*'
The officer knelt, and answered:
'So please your majesty, he hath taken the life of a subject by poison.'
Tom's compassion for the prisoner, and admiration of him as the daring rescuer of a drowning boy, experienced a most damaging shock.
'The thing was proven upon him*' he asked.
'Most clearly, sire.'
Tom sighed, and said:
'Take him away — he hath earned his death. 'Tis a pity, for he was a brave heart — na — na, I mean he hath the look of it!'
The prisoner clasped his hands together with sudden energy, and wrung them despairingly, at the same time appealing imploringly to the 'king' in broken and terrified phrases:
'Oh, my lord the king, an thou canst pity the lost, have pity upon me! I am innocent — neither hath that wherewith I am charged been more than but lamely proved — yet I speak not of that; the judgment is gone forth against me and may not suffer alteration; yet in mine extremity I beg a boon, for my doom is more than I can bear. A grace, a grace, my lord the king! in thy royal compassion grant my prayer — give commandment that I be hanged!'
Tom was amazed (Том был поражен). This was not the outcome (это не был тот результат) he had looked for (которого он ждал).
'Odds my life (клянусь моей жизнью), a strange boon (странная милость)! Was it not the fate intended thee (не была ли это участь, предназначенная тебе)*'
'Oh, good my liege, not so (о, мой добрый господин, не так = нет)! It is ordered that I be boiled alive (приказано, чтобы меня сварили заживо)!'
The hideous surprise of these words (отвратительная неожиданность этих слов) almost made Tom spring from his chair (почти заставила Тома выпрыгнуть из трона). As soon as (так скоро как = как только) he could recover his wits (он смог восстановить свой разум) he cried out (он вскричал):
'Have thy wish (получи твое желание = будь по-твоему), poor soul (бедная душа)! an thou had poisoned a hundred men (если бы ты отравил и сто человек) thou shouldst not suffer so miserable a death (ты не должен претерпеть такую ужасную смерть).'
The prisoner bowed his face to the ground (заключенный склонил свое лицо долу; ground — земля) and burst into passionate expressions of gratitude (и разразился страстными выражениями благодарности; to burst — взрываться) — ending with (закончив с = так):
'If ever thou shouldst know misfortune (если когда-нибудь тебе суждено узнать беду) — which God forbid (от чего Боже избави; to forbid — запрещать)! — may thy goodness to me this day be remembered and requited (пусть твоя доброта ко мне в этот день будет запомнена и вознаграждена)!'
Tom turned to the Earl of Hertford, and said (Том повернулся к графу Хартфорду и сказал):
'My lord (милорд), is it believable (вероятно ли = можно ли поверить; to believe — верить) that there was warrant for this man's ferocious doom (что было распоряжение о такой жестокой участи)*'
'It is the law, your grace (это закон, ваша милость) — for poisoners (для отравителей). In Germany coiners be boiled to death in oil (в Германии фальшивомонетчиков варят до смерти в масле) — not cast in of a sudden (не заброшенных внутрь сразу; to cast — бросать), but by a rope let down (но на веревке спущенных вниз; to let — пускать) into the oil (в масло) by degrees (постепенно), and slowly (и медленно); first the feet (сперва ступни), then the legs (затем ноги), then (затем) —'
'Oh, prithee (о, пожалуйста), no more (не надо больше), my lord (милорд), I cannot bear it (я не могу выносить это)!' cried Tom (вскричал Том), covering his eyes with his hands (закрывая свои глаза руками) to shut out the picture (чтобы не пускать = заглушить картинку). 'I beseech your good lordship (я прошу Вашу светлость) that order be taken (чтобы меры были приняты) to change this law (изменить этот закон) — oh, let no more poor creatures be visited with its tortures (о, пусть больше бедные создания не будут постигаемы его пытками = их не будут так жестоко карать).'
The earl's face showed profound ratification (лицо графа выказало глубокое одобрение), for he was a man of merciful and generous impulses (ибо он был человеком милосердных и великодушных побуждений) — a thing not very common with his class in that fierce age (вещь, не очень обычная для его класса = для людей его положения в тот лютый век).
He said (он сказал):
'These your grace's noble words have sealed its doom (эти благородные слова Вашего величества вынесли окончательный приговор; seal — печать; to seal — скреплять печатью; doom — рок, судьба; /смертный/ приговор). History will remember it to the honor of your royal house (история запомнит это к чести вашего королевского дома).'
The under-sheriff was about (помощник шерифа был готов) to remove his prisoner (убрать = увести своего заключенного/пленника); Tom gave him a sign to wait (Том дал ему знак подождать; to give — давать); then he said (затем он сказал):
'Good sir (добрый сэр), I would look into this matter further (я бы хотел расследовать это дело дальше = тщательнее). The man has said his deed was but lamely proved (этот человек сказал, что его поступок был только плохо доказан). Tell me what thou knowest (расскажи мне, чтo ты знаешь).'
amazed [**me*zd], degree [d**gri:], prisoner [*pr*z(*)n*]
Tom was amazed. This was not the outcome he had looked for.
'Odds my life, a strange boon! Was it not the fate intended thee*'
'Oh, good my liege, not so! It is ordered that I be boiled alive!'
The hideous surprise of these words almost made Tom spring from his chair. As soon as he could recover his wits he cried out:
'Have thy wish, poor soul! an thou had poisoned a hundred men thou shouldst not suffer so miserable a death.'
The prisoner bowed his face to the ground and burst into passionate expressions of gratitude — ending with:
'If ever thou shouldst know misfortune — which God forbid! — may thy goodness to me this day be remembered and requited!'
Tom turned to the Earl of Hertford, and said:
'My lord, is it believable that there was warrant for this man's ferocious doom*'
'It is the law, your grace — for poisoners. In Germany coiners be boiled to death in oil — not cast in of a sudden, but by a rope let down into the oil by degrees, and slowly; first the feet, then the legs, then —'
'Oh, prithee, no more, my lord, I cannot bear it!' cried Tom, covering his eyes with his hands to shut out the picture. 'I beseech your good lordship that order be taken to change this law — oh, let no more poor creatures be visited with its tortures.'
The earl's face showed profound ratification, for he was a man of merciful and generous impulses — a thing not very common with his class in that fierce age.
He said:
'These your grace's noble words have sealed its doom. History will remember it to the honor of your royal house.'
The under-sheriff was about to remove his prisoner; Tom gave him a sign to wait; then he said:
'Good sir, I would look into this matter further. The man has said his deed was but lamely proved. Tell me what thou knowest.'
'If the king's grace please (с позволения Его величества), it did appear upon the trial (появилось = было сказано на суде), that this man entered into a house (что этот человек вошел в дом) in the hamlet of Islington (в деревушке Ислингтон) where one lay sick (где один человек лежал больным) — three witnesses say (три свидетеля говорят) it was at ten of the clock in the morning (что это было в десять часов утра) and two say it was some minutes later (и двое говорят, что это было несколькими минутами позже) — the sick man being alone at the time (притом что больной был один в то время), and sleeping (и спал) — and presently the man came forth again (и вскоре человек вышел опять, and went his way (и пошел своей дорогой). The sick man died within the hour (больной человек умер в течение часа), being torn with spasm and retchings (разрываемый судорогами и рвотой).'
'Did any see the poison given (видел ли кто-нибудь, как яд был дан)* Was poison found (был ли яд найден; to find)*'
'Marry, no, my liege (черт побери, нет, мой повелитель).'
'Then how doth one know (тогда как же один знает = известно) there was poison given at all (что яд был дан вообще)*'
'Please your majesty (с позволения вашей милости), the doctors testified (доктора засвидетельствовали) that none die with such symptoms (что никто не умирает с такими симптомами) but by poison (кроме как от яда).'
Weighty evidence (веское свидетельство), this (это) — in that simple age (в тот простой век). Tom recognized its formidable nature (Том признал его = этого доказательства внушительную природу), and said (и сказал):
'The doctor knoweth his trade (доктор знает свое ремесло) — belike they were right (похоже, они были правы). The matter hath an ill look for this poor man (дело имеет плохой вид = принимает плохой оборот для этого бедняги).'
'Yet was not this all, your majesty (но это еще не все, Ваше величество); there is more and worse (есть больше и хуже). Many testified (многие засвидетельствовали) that a witch (что ведьма), since gone from the village (давно уехавшая из деревни), none know whither (никто не знает куда), did foretell (предсказывала), and speak it privately in their ears (и говорила частно = с глазу на глаз в их уши = им на ухо), that the sick man would die by poison (что больной человек умрет от яда) — and more (и более того), that a stranger would give it (что чужак даст его = яд) — a stranger with brown hair (чужак с коричневыми волосами) and clothed in a worn and common garb (и одетый в поношенную и обычную одежду; to wear — носить /одежду/); and surely this prisoner doth answer woundily to the bill (и несомненно этот заключенный отвечает в точности описанию; bill — билль /законопроект/, список, перечень; счет; woundily — очень, чрезвычайно, крайне). Please, your majesty, to give the circumstance that solemn weight (пожалуйста, Ваше величество, придайте этому обстоятельству тот торжественный вес) which is its due (который ему подобает), seeing it was foretold (видя = принимая во внимание, что это было предсказано; to foretell — предсказывать).'
This was an argument of tremendous force (это был аргумент огромной силы), in that superstitious day (в те суеверные дни). Tom felt that the thing was settled (Том почувствовал, что дело решено); if evidence was worth anything (если доказательства стоили чего-либо), this poor fellow's guilt was proved (вина этого бедного человека была доказана). Still he offered the prisoner a chance, saying (все же он дал заключенному шанс, говоря):
'If thou canst say aught in thy behalf, speak (если ты можешь сказать что-либо в свою защиту, говори).'
'Naught that will avail (ничего, что поможет), my king (мой король). I am innocent (я невиновен), yet cannot I make it appear (и все же не могу я заставить это проявиться = доказать это). I have no friends (у меня нет никаких друзей), else might I show (иначе мог бы я показать) that I was not in Islington that day (что я не был в Ислингтоне в тот день); so also might I show (и также мог бы я показать) that at that hour they name (что в тот час, который они называют) I was above a league away (я был больше чем на лье дальше), seeing I was at Wapping Old Stairs (видя = учитывая, что я был в Уэппинг-Олд-Стэйрс); yea more, my king (более того, мой король; yea — устар. даже), for I could show (ибо я мог бы показать), that while they say I was taking life (что пока, как они говорят, я забирал жизнь), I was saving it (я спасал ее). A drowning boy (тонущий мальчик) —'
trial [*tra**l], solemn [*sOl*m], drown [draun]
'If the king's grace please, it did appear upon the trial, that this man entered into a house in the hamlet of Islington where one lay sick — three witnesses say it was at ten of the clock in the morning and two say it was some minutes later — the sick man being alone at the time, and sleeping — and presently the man came forth again, and went his way. The sick man died within the hour, being torn with spasm and retchings.'
'Did any see the poison given* Was poison found*'
'Marry, no, my liege.'
'Then how doth one know there was poison given at all*'
'Please your majesty, the doctors testified that none die with such symptoms but by poison.'
Weighty evidence, this — in that simple age. Tom recognized its formidable nature, and said:
'The doctor knoweth his trade — belike they were right. The matter hath an ill look for this poor man.'
'Yet was not this all, your majesty; there is more and worse. Many testified that a witch, since gone from the village, none know whither, did foretell, and speak it privately in their ears, that the sick man would die by poison — and more, that a stranger would give it — a stranger with brown hair and clothed in a worn and common garb; and surely this prisoner doth answer woundily to the bill. Please, your majesty, to give the circumstance that solemn weight which is its due, seeing it was foretold.'
This was an argument of tremendous force, in that superstitious day. Tom felt that the thing was settled; if evidence was worth anything, this poor fellow's guilt was proved. Still he offered the prisoner a chance, saying:
'If thou canst say aught in thy behalf, speak.'
'Naught that will avail, my king. I am innocent, yet cannot I make it appear. I have no friends, else might I show that I was not in Islington that day; so also might I show that at that hour they name I was above a league away, seeing I was at Wapping Old Stairs; yea more, my king, for I could show, that while they say I was taking life, I was saving it. A drowning boy —'
'Peace (тихо)! Sheriff, name the day the deed was done (шериф, назовите день, когда поступок был совершен; to do — делать)!'
'At ten in the morning (в десять утра), or some minutes later (или несколькими минутами позже), the first day of the new year (в первый день нового года), most illustrious (самый известный) — 'Let the prisoner go free (пусть заключенный идет свободным) — it is the king's will (это королевская воля)!'
Another blush followed this unregal outburst (еще одна краска смущения последовала за этим некоролевским порывом = Том вновь покраснел), and he covered his indecorum (и он покрыл свою бестактность) as well as he could (так хорошо, как он мог) by adding (добавив):
'It enrageth me (меня возмущает) that a man should be hanged upon such idle, hare-brained evidence (что человек должен быть повешен на (основании) таких пустых, опрометчивых показаний)!'
A low buzz of admiration (тихий гул восхищения) swept through the assemblage (пронесся по собранию; to sweep — охватить). It was not admiration of the decree that had been delivered by Tom (это было не восхищение приговором, который был вынесен Томом), for the propriety or expediency of pardoning a convicted poisoner (ибо правомерность и целесообразность помилования осужденного отравителя) was a thing which few there would have felt justified (была вещью, которую немногие там почувствовали бы достойной) in either admitting or admiring (как приятия, так и восхищения) — no, the admiration was for the intelligence and spirit which Tom had displayed (нет, восхищение было (вызвано) умом и решимостью, которые Том проявил). Some of the low-voiced remarks were to this effect (некоторые из тихим голосом произнесенных замечаний были вот такого содержания):
'This is no mad king (это не сумасшедший король) — he hath his wits sound (он имеет свой разум в порядке = его разум в порядке; sound — здоровый, крепкий).'
'How sanely he put his questions (как здраво он задавал свои вопросы) — how like his former natural self (как похоже на его прошлое естественное «я») was this abrupt, imperious disposal of the matter (было это резкое, властное разрешение вопроса)!'
'God be thanked (благодарение Богу) his infirmity is spent (его недуг истощился = прошел; to spend — тратить; истощать)! This is no weakling (это не слабак; weak — слабый), but a king (но король). He hath borne himself like to his own father (он нес = повел себя подобно своему собственному отцу; to bear).'
The air being filled with applause (воздух будучи наполнен одобрением), Tom's ear necessarily caught a little of it (ухо Тома неизбежно уловило немного его; to catch). The effect which this had upon him (действие, которое это оказало на него) was to put him greatly at his ease (было успокоить, приободрить его; to put — класть, ставить; at ease — непринужденно; to put at ease — успокоить, приободрить), and also to charge his system with very gratifying sensations (а также наполнить его организм = его приятными ощущениями; to gratify — удовлетворять, вознаграждать).
However, his juvenile curiosity (однако его юношеское любопытство) soon rose superior to (вскоре взяло верх над; to rise — вставать, подниматься; superior — превосходящий) these pleasant thoughts and feelings (этими приятными мыслями и чувствами); he was eager (он очень хотел; to be eager to do something — очень хотеть что-либо сделать) to know (знать) what sort of deadly mischief (какого рода ужасным преступлением) the woman and the little girl could have been about (женщина и молодая девушка могли заниматься; to be about — собираться, заниматься); so, by his command (так что по его команде) the two terrified and sobbing creatures (два объятых ужасом и рыдающих существа) were brought before him (были приведены перед ним = пред его лицо).
'What is it that these have done (что есть это, что эти сделали)*' he inquired of the sheriff (он спросил шерифа).
'Please your majesty (с позволения Вашего величества), a black crime is charged upon them (черное преступление предъявлено им), and clearly proven (и ясно доказано; to prove — доказывать); wherefore the judges have decreed (почему судьи и постановили), according to the law (согласно с законом), that they be hanged (чтобы они были повешены). They sold themselves to the devil (они продали себя дьяволу; to sell — продавать) — such is their crime (таково их преступление).'
Tom shuddered (Том вздрогнул). He had been taught (он был научен; to teach — учить) to abhor people who did this wicked thing (питать отвращение к людям, которые делали эту нечестивую вещь; wicked — злой; грешный). Still, he was not going (все же он не собирался) to deny himself the pleasure (отказать себе в удовольствии) of feeding his curiosity (насытить свое любопытство), for all that (при всем том); so he asked (так что он спросил):
'Where was this done (где было это сделано)* — and when (и когда)*'
'On a midnight, in December (в одну полночь = однажды в полночь, в декабре) — in a ruined church, your majesty (в разрушенной церкви, Ваше величество).'
Tom shuddered again (Том вздрогнул снова). 'Who was there present (кто там присутствовал; present — присутствующий)*'
'Only these two, your Grace (только эти две, ваша милость) — and that other (и тот, другой).'
'Have these confessed (признались ли эти)*'
'Nay, not so, sire (нет, не так = отнюдь нет, сир) — they do deny it (они отрицают это; to deny — отрицать).'
'Then, prithee, how was it known (тогда, прошу вас, как было это узнано = как об этом узнали)*'
intelligence [*n*tel*G*ns], sheriff [*Ser*f], superior [sju:*p**r**]
'Peace! Sheriff, name the day the deed was done!'
'At ten in the morning, or some minutes later, the first day of the new year, most illustrious —
'Let the prisoner go free — it is the king's will!'
Another blush followed this unregal outburst, and he covered his indecorum as well as he could by adding:
'It enrageth me that a man should be hanged upon such idle, hare-brained evidence!'
A low buzz of admiration swept through the assemblage. It was not admiration of the decree that had been delivered by Tom, for the propriety or expediency of pardoning a convicted poisoner was a thing which few there would have felt justified in either admitting or admiring — no, the admiration was for the intelligence and spirit which Tom had displayed. Some of the low-voiced remarks were to this effect:
'This is no mad king — he hath his wits sound.'
'How sanely he put his questions — how like his former natural self was this abrupt, imperious disposal of the matter!'
'God be thanked his infirmity is spent! This is no weakling, but a king. He hath borne himself like to his own father.'
The air being filled with applause, Tom's ear necessarily caught a little of it. The effect which this had upon him was to put him greatly at his ease, and also to charge his system with very gratifying sensations.
However, his juvenile curiosity soon rose superior to these pleasant thoughts and feelings; he was eager to know what sort of deadly mischief the woman and the little girl could have been about; so, by his command the two terrified and sobbing creatures were brought before him.
'What is it that these have done*' he inquired of the sheriff.
'Please your majesty, a black crime is charged upon them, and clearly proven; wherefore the judges have decreed, according to the law, that they be hanged. They sold themselves to the devil — such is their crime.'
Tom shuddered. He had been taught to abhor people who did this wicked thing. Still, he was not going to deny himself the pleasure of feeding his curiosity, for all that; so he asked:
'Where was this done* — and when*'
'On a midnight, in December — in a ruined church, your majesty.'
Tom shuddered again. 'Who was there present*'
'Only these two, your Grace — and that other.'
'Have these confessed*'
'Nay, not so, sire- they do deny it.'
'Then, prithee, how was it known*'
'Certain witnesses did see them wending thither (некоторые свидетели видели их направляющимися туда), good your majesty (Ваше величество); this bred the suspicion (это вызвало подозрения; to breed — разводить, выращивать), and dire effects have since confirmed and justified it (и зловещие последствия с тех пор подтвердили и обосновали это). In particular (в частности), it is in evidence (есть в качестве доказательства) that through the wicked power so obtained (что через дьявольскую силу, так полученную), they did invoke and bring about a storm (они призвали и вызвали бурю) that wasted all the region round about (которая опустошила всю местность вокруг). Above forty witnesses have proved the storm (около сорока свидетелей подтвердили бурю); and sooth one might have had a thousand (и поистине могла бы тысяча = могла бы это подтвердить тысяча человек), for all had reason to remember it (ибо все имели причину запомнить ее), sith all had suffered by it (ибо все пострадали от нее).'
'Certes (конечно) this is a serious matter (это серьезное дело).' Tom turned this dark piece of scoundrelism over in his mind awhile (Том поворачивал это темное злодейство в голове какое-то время; piece — кусок, здесь: проявление, факт), then asked (затем спросил):
'Suffered the woman, also, by the storm (пострадала ли женщина также от шторма)*'
Several old heads among the assemblage (несколько старых голов среди собрания) nodded their recognition of the wisdom (кивнули головами (в знак) признания мудрости) of this question (этого вопроса). The sheriff, however (шериф, однако), saw nothing consequential in the inquiry (не увидел ничего последовательного = логического в вопросе); he answered, with simple directness (он ответил с простой прямотой).
'Indeed (в самом деле), she did, your majesty (она сделала = пострадала, Ваше величество), and most righteously (и совершенно справедливо = по заслугам), as all aver (как все подтверждают). Her habitation was swept away (ее жилище было сметено прочь; to sweep — мести), and herself and child left shelterless (и она сама и ребенок оставлены бесприютными; shelter — укрытие).'
'Methinks the power to do herself so ill a turn (мне думается, что сила учинить себе такую плохую штуку) was dearly bought (была дорого куплена; to buy — покупать). She had been cheated (она была бы обманута), had she paid but a farthing for it (если бы она заплатила хоть фартинг за это; to pay — платить); that she paid her soul (то, что она заплатила своей душой), and her child's (и своего ребенка), argueth that she is mad (доказывает, что она сумасшедшая); if she is mad (если она сумасшедшая) she knoweth not what she doth (она не ведает, что творит), therefore sinneth not (следовательно, не грешит; to sin — грешить).'
The elderly heads nodded recognition (престарелые головы кивнули (в знак) согласия) of Tom's wisdom once more (с мудростью Тома еще раз), and one individual murmured (и один человек пробормотал), 'An the king be mad himself (если король сумасшедший сам), according to report (согласно сообщениям = по слухам), then it is a madness of a sort (тогда это сумасшествие такого сорта) that would improve the sanity of some I wot of (который улучшил бы здравый смысл некоторых, кого я знаю), if by the gentle providence of God (если бы добрым провидением Господа) they could but catch it (они могли бы лишь подхватить ее).'
'What age hath the child (какой возраст имеет ребенок = сколько ей лет)*' asked Tom (спросил Том).
'Nine years, please your majesty (девять лет, с вашего позволения).'
'By the law of England (по законам Англии) may a child (может ли ребенок) enter into covenant (вступить в сделку = заключить сделку) and sell itself (и продать себя), my lord (милорд)*' asked Tom, turning to a learned judge (спросил Том, поворачиваясь к ученому судье).
suspicion [s*s*p*S(*)n], recognition [rek**gniS(*)n], wisdom [*w*zd*m]
'Certain witnesses did see them wending thither, good your majesty; this bred the suspicion, and dire effects have since confirmed and justified it. In particular, it is in evidence that through the wicked power so obtained, they did invoke and bring about a storm that wasted all the region round about. Above forty witnesses have proved the storm; and sooth one might have had a thousand, for all had reason to remember it, sith all had suffered by it.'
'Certes this is a serious matter.' Tom turned this dark piece of scoundrelism over in his mind awhile, then asked:
'Suffered the woman, also, by the storm*'
Several old heads among the assemblage nodded their recognition of the wisdom of this question. The sheriff, however, saw nothing consequential in the inquiry; he answered, with simple directness.
'Indeed, she did, your majesty, and most righteously, as all aver. Her habitation was swept away, and herself and child left shelterless.'
'Methinks the power to do herself so ill a turn was dearly bought. She had been cheated, had she paid but a farthing for it; that she paid her soul, and her child's, argueth that she is mad; if she is mad she knoweth not what she doth, therefore sinneth not.'
The elderly heads nodded recognition of Tom's wisdom once more, and one individual murmured, 'An the king be mad himself, according to report, then it is a madness of a sort that would improve the sanity of some I wot of, if by the gentle providence of God they could but catch it.'
'What age hath the child*' asked Tom.
'Nine years, please your majesty.'
'By the law of England may a child enter into covenant and sell itself, my lord*' asked Tom, turning to a learned judge.
'The law doth not permit a child (закон не дозволяет ребенку) to make or meddle in any weighty matter (совершать или вмешиваться в любой существенный вопрос), good my liege (мой господин), holding that its callow wit (держа то, что = ввиду того, что их незрелый ум; callow — неоперившийся птенец; незрелый, неискушенный, неопытный) unfitteth it to cope with the riper wit (не способен к тому, чтобы состязаться с более зрелым умом; ripe — зрелый) and evil schemings of them (и злоумышленными кознями тех) that are its elders (которые суть их старшие). The devil may buy a child (дьявол может купить ребенка), if he so choose (если он так выберет = решит), and the child agree thereto (а ребенок — согласиться на это), but not an Englishman (но не англичанин) — in this latter case (в этом последнем случае) the contract would be null and void (контракт будет не имеющим законной силы: «недействительным и напрасным» юрид. термин).'
'It seemeth a rude unchristian thing (это кажется дикой: «грубой», нехристианской вещью), and ill contrived (и плохо продуманной), that English law denieth privileges to Englishmen (что английский закон обделяет привилегиями англичан; to deny — отрицать, обделять), to waste them on the devil (чтобы растратить их на дьявола)!' cried Tom, with honest heat (вскричал Том с искренним пылом).
This novel view of the matter (этот новый взгляд на вещи) excited many smiles (возбудил = вызвал много улыбок), and was stored away in many heads (и был сохранен во многих головах; to store away — сохранять) to be repeated about the court (чтобы быть повторенным при дворе) as evidence of Tom's originality (как свидетельство оригинальности Тома) as well as progress toward mental health (равно как и прогресса по направлению к умственному здоровью).
The elder culprit (старшая преступница) had ceased from sobbing (перестала рыдать), and was hanging upon Tom's words (и ухватилась за слова Тома; to hang — висеть) with an excited interest and a growing hope (с взволнованным интересом и растущей надеждой). Tom noticed this (Том заметил это), and it strongly inclined his sympathies toward her (и это сильно склонило его симпатии к ней) in her perilous and unfriended situation (в ее гибельной и беспомощной ситуации). Presently he asked (теперь он спросил):
'How wrought they (как поступали они), to bring the storm (чтобы принести = вызвать шторм)*'
'By pulling off their stockings, sire (стягивая свои чулки, сир).'
This astonished Tom (это изумило Тома), and also fired his curiosity to fever heat (а также воспламенило его любопытство до горячечного жара). He said eagerly (он сказал с чувством):
'It is wonderful (это поразительно)! Hath it always this dread effect (имеет ли это всегда такой страшный эффект)*'
'Always, my liege (всегда, мой повелитель) — at least if the woman desire it (по крайней мере, если женщина желает этого), and utter the needful words (и произносит нужные слова), either in her mind or with her tongue (либо в своем уме или своим языком).'
Tom turned to the woman (Том повернулся к женщине), and said with impetuous zeal (и сказал с жаром: «с пылким рвением»):
'Exert thy power (покажи твою силу) — I would see a storm (я бы хотел увидеть бурю).'
There was a sudden paling of cheeks in the superstitious assemblage (произошло внезапное побледнение щек в суеверном собрании = у всех щеки побледнели), and a general, though unexpressed, desire (и всеобщее, хоть и невысказанное, желание) to get out of the place (выбраться из этого места) — all of which was lost upon Tom (что целиком: «все из чего» было зря потрачено на Тома; to lose — терять), who was dead to everything (который был мертв = безразличен ко всему) but the proposed cataclysm (кроме ожидаемого катаклизма). Seeing a puzzled and astonished look in the woman's face (видя озадаченный и пораженный вид лица этой женщины), he added, excitedly (он добавил возбужденно):
'Never fear (никогда не бойся = не бойся) — thou shalt be blameless (ты будешь невиновна). More (более того) — thou shalt go free (ты пойдешь свободная = тебя отпустят на свободу) — none shall touch thee (никто не тронет тебя). Exert thy power (покажи твою силу).'
'O, my lord the king, I have it not (о, милорд король, я не имею ее = этой силы) — I have been falsely accused (я была ошибочно обвинена).'
'Thy fears stay thee (твои страхи удерживают тебя). Be of good heart (будь так добра: «будь доброго сердца»), thou shalt suffer no harm (ты не испытаешь вреда). Make a storm (сделай бурю) — it mattereth not how small a one (не имеет значения, насколько маленькую) — I require naught great or harmful (я не требую ничего великого или вредоносного), but indeed prefer the opposite (но в действительности предпочитаю противное) — do this (сделай это) and thy life is spared (и твоя жизнь пощажена) — thou shalt go out free (ты выйдешь наружу свободная), with thy child (с твоим ребенком), bearing the king's pardon (неся = получив прощение короля), and safe from hurt or malice from any in the realm (и защищенная от вреда либо злобы от любого в королевстве).'
The woman prostrated herself (женщина пала ниц), and protested, with tears (и уверяла со слезами), that she had no power to do the miracle (что она не имела силы сделать такое чудо), else she would gladly win her child's life alone (иначе она бы с радостью выиграла = добилась бы жизни ребенка только), and be content to lose her own (и была бы довольна = согласна потерять свою собственную), if by obedience to the king's command (если послушанием королевскому приказу) so precious a grace might be acquired (столь драгоценная милость могла бы быть приобретена = заслужена).
Tom urged (Том настаивал) — the woman still adhered to her declarations (женщина все держалась своих высказываний). Finally, he said (наконец он сказал):
'I think the woman hath said true (я думаю, женщина сказала истинно = правду). An’ my mother were in her place (если бы моя мать была на ее месте) and gifted with the devil's functions (и одарена дьявольскими функциями = способностями), she had not stayed a moment (она не ждала бы и момента; to stay — оставаться) to call her storms (призвать свои бури) and lay the whole land in ruins (и положить = повергнуть всю землю в руины), if the saving of my forfeit life (если бы спасение моей погибшей жизни) were the price (было бы наградой) she got (которую она бы получила; to get — получать)! It is argument (это доказательство) that other mothers are made in like mold (что другие матери отлиты в той же форме = сделаны из того же теста). Thou art free, good wife (ты свободная, добрая женщина) — thou and thy child (ты и твое дитя) — for I do think thee innocent (ибо я полагаю тебя невиновной). Now thou'st naught to fear (теперь ты не имеешь ничего, чтобы бояться = тебе нечего бояться), being pardoned (будучи прощенной) — pull off thy stockings (стяни свои чулки)! — an thou canst make me a storm (и если ты сможешь сделать мне бурю), thou shalt be rich (ты будешь богата)!'
The redeemed creature (искупленное = прощенное создание) was loud in her gratitude (была громка в своей благодарности), and proceeded to obey (и повиновалась; to proceed — приниматься, приступать), while Tom looked on (пока Том наблюдал: «смотрел на») with eager expectancy (с нетерпеливым ожиданием), a little marred by apprehension (немного расстроенный предчувствием); the courtiers at the same time manifesting decided discomfort and uneasiness (придворные в то же время выражали решительное неудобство и беспокойство). The woman stripped her own feet (женщина раздела свои собственные ноги) and her little girl's also (и своей маленькой девочки также), and plainly did her best (и явно сделала свое лучшее = все возможное) to reward the king's generosity with an earthquake (чтобы наградить королевское великодушие землетрясением), but it was all a failure and a disappointment (но это все было провалом и разочарованием). Tom sighed and said (Том вздохнул и сказал):
'There, good soul (ладно, добрая душа), trouble thyself no further (беспокой себя не дальше = не беспокойся более), thy power is departed out of thee (твоя сила покинула тебя; to depart — уезжать). Go thy way in peace (иди своей дорогой в мире = с миром); and if it return to thee at any time (и если она = сила вернется к тебе в любое время), forget me not (не забудь меня), but fetch me a storm (но устрой мне грозу; to fetch — принести, привести, раздобыть).'
perilous [*per*l*s], pull [pul], earthquake [**:*kwe*k]
'The law doth not permit a child to make or meddle in any weighty matter, good my liege, holding that its callow wit unfitteth it to cope with the riper wit and evil schemings of them that are its elders. The devil may buy a child, if he so choose, and the child agree thereto, but not an Englishman — in this latter case the contract would be null and void.'
'It seemeth a rude unchristian thing, and ill contrived, that English law denieth privileges to Englishmen, to waste them on the devil!' cried Tom, with honest heat.
This novel view of the matter excited many smiles, and was stored away in many heads to be repeated about the court as evidence of Tom's originality as well as progress toward mental health.
The elder culprit had ceased from sobbing, and was hanging upon Tom's words with an excited interest and a growing hope. Tom noticed this, and it strongly inclined his sympathies toward her in her perilous and unfriended situation. Presently he asked:
'How wrought they, to bring the storm*'
'By pulling off their stockings, sire.'
This astonished Tom, and also fired his curiosity to fever heat. He said eagerly:
'It is wonderful! Hath it always this dread effect*'
'Always, my liege — at least if the woman desire it, and utter the needful words, either in her mind or with her tongue.'
Tom turned to the woman, and said with impetuous zeal:
'Exert thy power — I would see a storm.'
There was a sudden paling of cheeks in the superstitious assemblage, and a general, though unexpressed, desire to get out of the place — all of which was lost upon Tom, who was dead to everything but the proposed cataclysm. Seeing a puzzled and astonished look in the woman's face, he added, excitedly:
'Never fear — thou shalt be blameless. More — thou shalt go free — none shall touch thee. Exert thy power.'
'O, my lord the king, I have it not — I have been falsely accused.'
'Thy fears stay thee. Be of good heart, thou shalt suffer no harm. Make a storm — it mattereth not how small a one — I require naught great or harmful, but indeed prefer the opposite — do this and thy life is spared — thou shalt go out free, with thy child, bearing the king's pardon, and safe from hurt or malice from any in the realm.'
The woman prostrated herself, and protested, with tears, that she had no power to do the miracle, else she would gladly win her child's life alone, and be content to lose her own, if by obedience to the king's command so precious a grace might be acquired.
Tom urged — the woman still adhered to her declarations. Finally, he said:
'I think the woman hath said true. An’ my mother were in her place and gifted with the devil's functions, she had not stayed a moment to call her storms and lay the whole land in ruins, if the saving of my forfeit life were the price she got! It is argument that other mothers are made in like mold. Thou art free, good wife — thou and thy child — for I do think thee innocent. Now thou'st naught to fear, being pardoned — pull off thy stockings! — an thou canst make me a storm, thou shalt be rich!'
The redeemed creature was loud in her gratitude, and proceeded to obey, while Tom looked on with eager expectancy, a little marred by apprehension; the courtiers at the same time manifesting decided discomfort and uneasiness. The woman stripped her own feet and her little girl's also, and plainly did her best to reward the king's generosity with an earthquake, but it was all a failure and a disappointment. Tom sighed and said:
'There, good soul, trouble thyself no further, thy power is departed out of thee. Go thy way in peace; and if it return to thee at any time, forget me not, but fetch me a storm.'
CHAPTER XVI (Глава шестнадцатая)
THE dinner-hour drew near (час обеда приближался; to draw — приближаться; near — близко) — yet, strangely enough (и все же, странно достаточно = как ни странно), the thought brought but slight discomfort to Tom (эта мысль принесла лишь незначительный дискомфорт = незначительное беспокойство Тому; to bring — приносить), and hardly any terror (и едва ли какой-либо ужас). The morning's experiences (переживания этого утра) had wonderfully built up his confidence (удивительным образом укрепили его уверенность в себе; to build up — укреплять); the poor little ash-cat (бедный маленький кочегар = испачканный сажей котенок = чумазый ребенок) was already more wonted (был уже более привыкшим) to his strange garret (к своему странному чердаку), after four days' habit (после четырехдневного привыкания), than a mature person could have become (чем зрелый человек мог бы стать) in a full month (в полный = целый месяц). A child's facility (способность ребенка) in ac ccommodating itself (приспосабливаться) to circumstances (к обстоятельствам) was never more strikingly illustrated (никогда не была более ярко иллюстрирована).
Let us privileged ones (давайте мы, привилегированные особы) hurry to the great banqueting-room (поспешим в огромный пиршественный зал) and have a glance at matters there (и взглянем на дела там) while Tom is being made ready (пока Тома готовят) for the imposing occasion (к торжественному событию). It is a spacious apartment (это просторная комната), with gilded pillars and pilasters (с позолоченными колоннами и пилястрами), and pictured walls and ceilings (и расписанными стенами и потолками). At the door stand tall guards (у двери стоят высокие стражники), as rigid as statues (столь же неподвижные, как статуи), dressed in rich and picturesque costumes (одетые в богатые и живописные одежды), and bearing halberds (и носящие алебарды). In a high gallery (на высокой галерее) which runs all around the place (которая бежит = проходит вокруг этого места) is a band of musicians (находится группа музыкантов) and a packed company (и компания, как на подбор) of citizens of both sexes (граждан обоих полов), in brilliant attire (в блистательном облачении). In the center of the room (в центре комнаты), upon a raised platform (на приподнятом помосте), is Tom's table (находится стол Тома). Now let the ancient chronicler speak (теперь пусть говорит старинный летописец):
'A gentleman enters the room bearing a rod (джентльмен входит в комнату, неся жезл), and along with him another bearing a table-cloth (и вместе с ним другой, несущий скатерть), which (которую), after they have both kneeled three times (после того как они оба преклонили колени три раза) with the utmost veneration (с предельным благоговением), he spreads upon the table (он расстилает на столе), and after kneeling again (и после коленопреклонения снова) they both retire (они оба удаляются); then come two others (затем приходят двое других), one with the rod again (один с жезлом снова), the other with a salt-cellar, a plate, and bread (другой с солонкой, блюдом и хлебом); when they have kneeled (когда они преклонили колени) as the others had done (как другие делали), and placed what was brought upon the table (и поставили то, что было принесено, на стол), they too retire with the same ceremonies (они тоже удаляются с теми же церемониями) performed by the first (исполненными первыми); at last come two nobles richly clothed (наконец приходят два дворянина, богато одетых), one bearing a tasting- knife (один несущий нож для пробования; to taste — пробовать), who, after prostrating themselves in the most graceful manner (которые, после того как пасть ниц в наивежливой манере), approach and rub the table (приближаются и трут стол) with bread and salt (хлебом и солью), with as much awe (с таким многим = сильным благоговением) as if the king had been present (как если бы король присутствовал).'
So end the solemn preliminaries (так заканчиваются торжественные приготовления). Now, far down the echoing corridors (теперь, далеко по гулким коридорам; echo — эхо) we hear a bugle-blast (мы слышим звук рога; blast — порыв ветра; звук духового инструмента), and the indistinct cry (и невнятный крик), 'Place for the king (место для короля)! way for the king's most excellent majesty (дорогу для его наивеликолепнейшего величества короля)!' These sounds are momently repeated (эти звуки ежеминутно повторяются) — they grow nearer and nearer (они становятся ближе и ближе) — and presently, almost in our faces (и вот, почти нам в лицо), the martial note peals (воинственный сигнал раздается) and the cry rings out (и крик звенит), 'Way for the king (дорогу королю)!' At this instant the shining pageant appears (в это мгновение блистательная процессия появляется; pageant — пышное зрелище; пышная процессия), and files in at the door (и выстраивается в дверях), with a measured march (размеренной поступью). Let the chronicler speak again (пусть летописец говорит снова):
chronicler [*krOn*kl*], echo [*ekqu], bugle [bju:gl]
THE dinner-hour drew near — yet, strangely enough, the thought brought but slight discomfort to Tom, and hardly any terror. The morning's experiences had wonderfully built up his confidence; the poor little ash-cat was already more wonted to his strange garret, after four days' habit, than a mature person could have become in a full month. A child's facility in accommodating itself to circumstances was never more strikingly illustrated.
Let us privileged ones hurry to the great banqueting-room and have a glance at matters there while Tom is being made ready for the imposing occasion. It is a spacious apartment, with gilded pillars and pilasters, and pictured walls and ceilings. At the door stand tall guards, as rigid as statues, dressed in rich and picturesque costumes, and bearing halberds. In a high gallery which runs all around the place is a band of musicians and a packed company of citizens of both sexes, in brilliant attire. In the center of the room, upon a raised platform, is Tom's table. Now let the ancient chronicler speak:
'A gentleman enters the room bearing a rod, and along with him another bearing a table-cloth, which, after they have both kneeled three times with the utmost veneration, he spreads upon the table, and after kneeling again they both retire; then come two others, one with the rod again, the other with a salt-cellar, a plate, and bread; when they have kneeled as the others had done, and placed what was brought upon the table, they too retire with the same ceremonies performed by the first; at last come two nobles richly clothed, one bearing a tasting-knife, who, after prostrating themselves in the most graceful manner, approach and rub the table with bread and salt, with as much awe as if the king had been present.'
So end the solemn preliminaries. Now, far down the echoing corridors we hear a bugle-blast, and the indistinct cry, 'Place for the king! way for the king's most excellent majesty!' These sounds are momently repeated — they grow nearer and nearer — and presently, almost in our faces, the martial note peals and the cry rings out, 'Way for the king!' At this instant the shining pageant appears, and files in at the door, with a measured march. Let the chronicler speak again:
'First come Gentlemen, Barons, Earls (первыми идут джентльмены, бароны, графы), Knights of the Garter (рыцари подвязки), all richly dressed and bareheaded (все богато одетые и с непокрытой головой; bare — голый, обнаженный); next comes the Chancellor (следом идет канцлер), between two (между двоих человек), one of which carries the royal scepter (один из которых несет королевский скипетр), the other the Sword of State (другой — церемониальный меч: «меч государства») in a red scabbard (в красных ножнах), studded (обитый гвоздями в форме; stud — гвоздь с большой шляпкой; обивать) with golden fleurs-de-lis (золотых геральдических лилий), the point upwards (острым кончиком вверх); next comes the King himself (затем идет сам король) — whom, upon his appearing (которого, при его появлении), twelve trumpets and many drums (двенадцать труб и много барабанов) salute with a great burst of welcome (приветствуют великим взрывом радушия), whilst all in the galleries rise in their places, crying (пока все на галереях встают со своих мест, крича) "God save the King (Боже, храни Короля)!" After him come nobles attached to his person (после него идут дворяне, приближенные к его особе; to attach — прикреплять), and on his right and left (и справа и слева от него) march his guard of honor (шагает его почетный караул: «стража чести»), his fifty Gentlemen Pensioners, with gilt battle-axes (его пятьдесят наемных дворян с позолоченными боевыми топорами).'
This was all fine and pleasant (это все было утонченно и приятно). Tom's pulse beat high (пульс Тома часто бился) and a glad light was in his eye (и довольный свет был в его глазу = его глаза довольно сияли). He bore himself right gracefully (он держал себя весьма изящно; to bear — нести), and all the more so (и тем более так) because he was not thinking of (потому что он не думал о том) how he was doing it (как он делал это), his mind being charmed and occupied (пока его ум был очарован и занят) with the blithe sights and sounds about him (веселыми зрелищами и звуками вокруг него) — and besides (и кроме того), nobody can be very ungraceful (никто не может быть очень уж неизящным) in nicely fitting beautiful clothes (в отлично подходящей красивой одежде) after he has grown a little used to them (после того, как он стал немного привыкнувший к ним) — especially if he is for the moment unconscious of them (особенно если он на время был несознающий их = не осознавал их). Tom remembered his instructions (Том помнил свои инструкции), and acknowledged his greeting (принимал приветствия) with a slight inclination (легким наклоном) of his plumed head (своей украшенной пером головы; plume — перо в шляпе, плюмаж), and a courteous (и учтивым) 'I thank ye, my good people (я благодарю вас, мои добрые люди).'
He seated himself at table without removing his cap (он уселся у стола без того чтобы снять = не снимая шапки); and did it without the least embarrassment (и сделал это без малейшего замешательства); for to eat with one's cap on (ибо есть со своей шляпой надетой) was the one solitary royal custom (было единственным королевским обычаем) upon which the kings and the Cantys met upon common ground (на котором короли и семья Кэнти встречались на общей территории = сходились), neither party having any advantage over the other (причем ни одна сторона не имела никакого преимущества перед другой) in the matter of old familiarity with it (в деле давнего знакомства с этим). The pageant broke up (свита разделилась; to break up — разбить, распадаться) and grouped itself picturesquely (и сгруппировалась живописно; picture — картина), and remained bareheaded (и осталась с непокрытой головой).
Now, to the sound of gay music (теперь, под звуки веселой музыки), the Yeomen of the Guard entered (йомены-гвардейцы вошли) — 'the tallest and mightiest men in England (высочайшие и сильнейшие люди в Англии), they being selected in this regard (ведь они были выбраны в этом отношении = поэтому признаку)' — but we will let the chronicler tell about it (но мы позволим летописцу рассказать об этом):
'The Yeomen of the Guard entered bareheaded (йомены-гвардейцы вошли с непокрытыми головами), clothed in scarlet (облаченные в алое), with golden roses upon their backs (с золотыми розами на их спинах); and these went and came (и эти = они приходили и уходили; to come — приходить; to go — идти, уходить), bringing in each turn (принося каждый раз) a course of dishes (перемену блюд), served in plate (сервированную на блюде). These dishes were received by a gentleman (эти блюда принимались неким джентльменом) in the same order they were brought (в том же порядке, как они были принесены), and placed upon the table (и поставлены = и их ставили на стол), while the taster (пока «отведыватель» = слуга, пробовавший блюда перед их подачей) gave to each guard a mouthful to eat (дал каждому гвардейцу кусок съесть) of the particular dish he had brought (от того блюда, которое он принес; to bring — приносить; particular — особенный; отдельный), for fear of any poison (от страха перед каким-либо ядом).'
Tom made a good dinner (Том сделал хороший обед = хорошо пообедал), notwithstanding (несмотря на то, что) he was conscious (он был сознателен = осознавал) that hundreds of eyes followed each morsel to his mouth (что сотни глаз прослеживали каждый кусочек пищи к его рту) and watched him eat it (и смотрели, как он ест его: «смотрели его есть его») with an interest (с интересом) which could not have been more intense (который не мог бы быть более сильным) if it had been a deadly explosive (если бы это было губительное взрывчатое вещество) and was expected (и оно ожидалось бы = угрожающее) to blow him up (разнести его /на мелкие части/) and scatter him all over the place (и разбросать по всей зале). He was careful (он был осторожен = следил за тем, чтобы) not to hurry (не спешить), and equally careful (и столь же осторожен) not to do anything whatever for himself (не сделать чего бы то ни было самостоятельно), but wait (но подождать) till the proper official knelt down (пока соответствующий чиновник не стал = не станет на колени) and did it for him (и не сделал = не сделает это за него). He got through without a mistake (он прошел через это без единой ошибки) — flawless and precious triumph (безупречный и драгоценный триумф; flaw — трещина, щель, порок /в металле, фарфоре и т. п./, брак /в приобретенном изделии/).
When the meal was over at last (когда еда была закончена наконец) and he marched away (и он ушагал прочь) in the midst of his bright pageant (в середине своей яркой свиты), with the happy noises in his ears (под радостные звуки в его ушах) of blaring bugles (трубящих рожков), rolling drums (гремящих барабанов), and thundering acclamations (и громогласных приветствий), he felt (он чувствовал; to feel — чувствовать) that if he had seen the worst of dining in public (что если он видел худшее от публичного обеда), it was an ordeal (это была пытка) which he would be glad to endure (которую он был бы рад переносить) several times a day (несколько раз в день) if by that means (если таким средством = такой ценой) he could but buy himself free (он мог бы купить себя свободным = откупиться) from some of the more formidable requirements of his royal office (от некоторых из более тяжких обязанностей своей королевской службы).
earl [*:l], group [gru:p], blare [ble*]
'First come Gentlemen, Barons, Earls, Knights of the Garter, all richly dressed and bareheaded; next comes the Chancellor, between two, one of which carries the royal scepter, the other the Sword of State in a red scabbard, studded with golden fleurs-de-lis, the point upwards; next comes the King himself- whom, upon his appearing, twelve trumpets and many drums salute with a great burst of welcome, whilst all in the galleries rise in their places, crying "God save the King!" After him come nobles attached to his person, and on his right and left march his guard of honor, his fifty Gentlemen Pensioners, with gilt battle-axes.'
This was all fine and pleasant. Tom's pulse beat high and a glad light was in his eye. He bore himself right gracefully, and all the more so because he was not thinking of how he was doing it, his mind being charmed and occupied with the blithe sights and sounds about him — and besides, nobody can be very ungraceful in nicely fitting beautiful clothes after he has grown a little used to them — especially if he is for the moment unconscious of them. Tom remembered his instructions, and acknowledged his greeting with a slight inclination of his plumed head, and a courteous 'I thank ye, my good people.'
He seated himself at table without removing his cap; and did it without the least embarrassment; for to eat with one's cap on was the one solitary royal custom upon which the kings and the Cantys met upon common ground, neither party having any advantage over the other in the matter of old familiarity with it. The pageant broke up and grouped itself picturesquely, and remained bareheaded.
Now, to the sound of gay music, the Yeomen of the Guard entered — 'the tallest and mightiest men in England, they being selected in this regard' — but we will let the chronicler tell about it:
'The Yeomen of the Guard entered bareheaded, clothed in scarlet, with golden roses upon their backs; and these went and came, bringing in each turn a course of dishes, served in plate. These dishes were received by a gentleman in the same order they were brought, and placed upon the table, while the taster gave to each guard a mouthful to eat of the particular dish he had brought, for fear of any poison.'
Tom made a good dinner, notwithstanding he was conscious that hundreds of eyes followed each morsel to his mouth and watched him eat it with an interest which could not have been more intense if it had been a deadly explosive and was expected to blow him up and scatter him all over the place. He was careful not to hurry, and equally careful not to do anything whatever for himself, but wait till the proper official knelt down and did it for him. He got through without a mistake — flawless and precious triumph.
When the meal was over at last and he marched away in the midst of his bright pageant, with the happy noises in his ears of blaring bugles, rolling drums, and thundering acclamations, he felt that if he had seen the worst of dining in public, it was an ordeal which he would be glad to endure several times a day if by that means he could but buy himself free from some of the more formidable requirements of his royal office.
CHAPTER XVII (Глава семнадцатая)
MILES Hendon hurried along toward the Southwark end of the bridge (Майлс Хендон спешил к Саутуоркскому концу моста), keeping a sharp lookout (сохраняя зоркое наблюдение) for the persons he sought (за людьми, которых он искал; to seek — искать), and hoping and expecting (и надеясь и ожидая) to overtake them presently (догнать их вскоре). He was disappointed in this, however (он был разочарован в этом, однако). By asking questions (задавая вопросы), he was enabled to track them (он смог следовать за ними; to enable — давать возможность) part of the way through Southwark (часть пути через Саутуорк); then all traces ceased (затем все следы прекратились = оборвались), and he was perplexed (и он был озадачен) as to how to proceed (насчет того, как продолжать = что делать дальше). Still (все же), he continued his efforts (он продолжал свои усилия) as best he could (как лучше всего он мог = как можно лучше) during the rest of the day (в течение остатка дня). Nightfall found him leg-weary (сумерки нашли его сбившимся с ног; to find — находить; leg — нога; weary — уставший), half famished (полуголодным; to famish — голодать, морить голодом), and his desire as far from accomplishment as ever (а его желание — таким же далеким от выполнения, как всегда); so he supped at the Tabard inn (так что он поужинал в Табард-инне) and went to bed (и пошел в постель = спать), resolved to make an early start in the morning (полный решимости сделать раннее начало = рано начать утром), and give the town an exhaustive search (и хорошенько обыскать город: «дать городу исчерпывающий поиск»). As he lay thinking and planning (пока он лежал, думая и строя планы; to lie — лежать), he presently began to reason thus (он вскоре начал рассуждать так): The boy would escape from the ruffian (мальчик бы убежал от этого негодяя), his reputed father (его предполагаемого отца), if possible (если возможно); would he go back to London (пошел ли бы он назад в Лондон) and seek his former haunts (и искал бы свои бывшие любимые места; haunt — часто посещаемое место; to haunt — посещать)* No, he would not do that (нет, он бы не сделал этого), he would avoid recapture (он бы избегал новой поимки). What, then, would he do (что же тогда бы он сделал)* Never having had a friend in the world (никогда не имевший друга в мире), or a protector (или защитника), until he met Miles Hendon (пока он не встретил Майлса Хендона; to meet — знакомиться, встретиться), he would naturally try to find that friend again (он бы естественно постарался найти этого друга снова), provided the effort did not require him (в случае, если это усилие не потребует от него) to go toward London and danger (идти к Лондону и к опасности). He would strike for Hendon Hall (он бы направился к Хендон-Холлу), that is what he would do (вот что он бы сделал), for he knew Hendon was homeward bound (ибо он знал, что Хендон намеревался уехать домой; homeward — по направлению к дому; bound — намеренный, направляющийся), and there he might expect to find him (и там он мог бы ожидать найти его). Yes, the case was plain to Hendon (да, дело было ясно для Хендона) — he must lose no more time in Southwark (он должен не терять больше времени в Саутуорке), but move at once through Kent (но двинуться сразу через Кент), toward Monk's Holm (к Монашьему островку), searching the wood (обыскивая леса) and inquiring (и расспрашивая) as he went (пока он шел = по дороге; to go — идти). Let us return (позволим нам = давайте вернемся) to the vanished little king now (к исчезнувшему маленькому королю теперь).
The ruffian (хулиган), whom the waiter at the inn on the bridge (которого официант на постоялом дворе на мосту) saw 'about to join' the youth and the king (увидел «собирающимся присоединиться» к юноше и королю), did not exactly join them (не точно присоединился к ним = на самом деле не присоединился к ним), but fell in close behind them (но пристроился близко позади них; to fall in — пристроиться, случайно встретиться: «падать в») and followed their steps (и последовал за их шагами = за ними по пятам). He said nothing (он не сказал ничего). His left arm was in a sling (его левая рука была на перевязи), and he wore a large green patch (и он носил большой зеленый пластырь; to wear — носить) over his left eye (на своем левом глазу); he limped slightly (он прихрамывал слегка), and used an oaken staff (и использовал дубовый посох) as a support (как опору). The youth led the king a crooked course through Southwark (юноша повел короля извилистым путем через Саутуорк; to lead — вести; to crook — гнуть), and by and by (и постепенно) struck into the highroad beyond (приближался к большой дороге вдали). The king was irritated now (король был раздражен теперь), and said he would stop here (и сказал, что он хочет остановиться здесь) — it was Hendon's place (это было место = дело Хендона) to come to him (прийти к нему), not his to go to Hendon (а не его — идти к Хендону). He would not endure such insolence (он не собирается сносить подобную дерзость); he would stop where he was (он хочет остановиться, где он был = на месте). The youth said (юноша сказал):
'Thou'lt tarry here (ты хочешь медлить здесь), and thy friend lying wounded (а твой друг лежа = лежит раненый) in the wood yonder (в лесу там)* So be it, then (ну, так тому и быть, раз так).'
The king's manner changed at once (манера короля переменилась сразу). He cried out (он вскричал):
'Wounded (раненый)* And who hath dared to do it (и кто посмел сделать это)* But that is apart (но это отдельно = несущественно); lead on, lead on (веди дальше, веди дальше)! Faster, sirrah (быстрее, братец)! Wounded, is he (ранен, есть ли он = правда)* Now though the doer of it be a duke's son (теперь, хоть бы виновник и был сыном герцога), he shall rue it (он пожалеет об этом)!'
accomplishment [**kAmpl**m*nt], (re)capture [(r*)*k*pt**], staff [sta:f]
MILES Hendon hurried along toward the Southwark end of the bridge, keeping a sharp lookout for the persons he sought, and hoping and expecting to overtake them presently. He was disappointed in this, however. By asking questions, he was enabled to track them part of the way through Southwark; then all traces ceased, and he was perplexed as to how to proceed. Still, he continued his efforts as best he could during the rest of the day. Nightfall found him leg-weary, half famished, and his desire as far from accomplishment as ever; so he supped at the Tabard inn and went to bed, resolved to make an early start in the morning, and give the town an exhaustive search. As he lay thinking and planning, he presently began to reason thus: The boy would escape from the ruffian, his reputed father, if possible; would he go back to London and seek his former haunts* No, he would not do that, he would avoid recapture. What, then, would he do* Never having had a friend in the world, or a protector, until he met Miles Hendon, he would naturally try to find that friend again, provided the effort did not require him to go toward London and danger. He would strike for Hendon Hall, that is what he would do, for he knew Hendon was homeward bound, and there he might expect to find him. Yes, the case was plain to Hendon — he must lose no more time in Southwark, but move at once through Kent, toward Monk's Holm, searching the wood and inquiring as he went. Let us return to the vanished little king now.
The ruffian, whom the waiter at the inn on the bridge saw 'about to join' the youth and the king, did not exactly join them, but fell in close behind them and followed their steps. He said nothing. His left arm was in a sling, and he wore a large green patch over his left eye; he limped slightly, and used an oaken staff as a support. The youth led the king a crooked course through Southwark, and by and by struck into the highroad beyond. The king was irritated now, and said he would stop here — it was Hendon's place to come to him, not his to go to Hendon. He would not endure such insolence; he would stop where he was. The youth said:
'Thou'lt tarry here, and thy friend lying wounded in the wood yonder* So be it, then.'
The king's manner changed at once. He cried out:
'Wounded* And who hath dared to do it* But that is apart; lead on, lead on! Faster, sirrah! art shod with lead* Wounded, is he* Now though the doer of it be a duke's son, he shall rue it!'
It was some distance to the wood (было = оставалось некоторое расстояние до леса), but the space was speedily traversed (но это расстояние было скоро преодолено). The youth looked about him (юноша посмотрел вокруг себя = огляделся), discovered a bough sticking in the ground (обнаружил сук, воткнутый в землю), with a small bit of rag tied to it (с небольшим куском лохмотьев, привязанным к нему), then led the way into the forest (затем повел путь = пошел и повел за собой в лес), watching for similar boughs and finding them at intervals (ища похожие сучья и находя их через интервалы = регулярно); they were evidently guides (они были очевидно указателями) to the point he was aiming at (к месту, куда он стремился; to aim — целиться). By and by an open place was reached (вскоре открытое место было достигнуто), where were the charred remains of a farmhouse (где находились обуглившиеся остатки фермерского дома), and near them a barn (а около них — сарай) which was falling to ruin and decay (который падал в руины и ветхость = разрушался и ветшал). There was no sign of life anywhere (не было никакого знака жизни где-либо), and utter silence prevailed (и полная тишина царила). The youth entered the barn (юноша вошел в сарай), the king following eagerly upon his heels (король следующий пылко на его пятках = близко за ним). No one there (никого там)! The king shot a surprised and suspicious glance at the youth (король бросил удивленный и подозрительный взгляд на юношу; to shoot — стрелять, бросать), and asked (и спросил):
'Where is he (где он)*'
A mocking laugh was his answer (издевательский смех был ему ответом). The king was in a rage in a moment (король пришел в ярость немедленно); he seized a billet of wood (он схватил полено) and was in the act of charging upon the youth (и был в действии нападения на юношу = и как раз собирался напасть на юношу) when another mocking laugh fell upon his ear (когда другой издевательский смех упал на его ухо = послышался; to fall — падать). It was from the lame ruffian (он исходил от хромого негодяя), who had been following at a distance (который следовал на расстоянии). The king turned and said angrily (король обернулся и сказал сердито; to say — сказать):
'Who art thou (кто ты)* What is thy business here (какое твое дело здесь)*'
'Leave thy foolery (оставь свои дурачества; fool — дурак; глупец; болван),' said the man (сказал человек), 'and quiet thyself (и успокойся; to quiet — успокаивать). My disguise is none so good (моя маскировка не так хороша) that thou canst pretend (чтобы ты мог притворяться) thou knowest not thy father through it (что ты не узнаешь своего отца сквозь нее).'
'Thou art not my father (ты не мой отец). I know thee not (я не знаю тебя). I am the king (я король). If thou hast hid my servant (если ты скрыл моего слугу; to hide — прятать(ся)), find him for me (найди его для меня), or thou shalt sup sorrow (или ты хлебнешь горя) for what thou hast done (за то, что ты сделал).'
John Canty replied (Джон Кэнти ответил), in a stern and measured voice (суровым и размеренным голосом; measure — мера; to measure — мерить):
'It is plain thou art mad (ясно, что ты сумасшедший), and I am loath to punish thee (и я несклонен наказывать тебя); but if thou provoke me, I must (но если ты спровоцируешь меня, я должен = должен буду это сделать). Thy prating doth no harm here (твоя болтовня не делает никакого вреда здесь; to prate — болтать, трепаться, нести чепуху), where there are no ears (где нет ушей) that need to mind thy follies (которым нужно обижаться на твои безумства), yet is it well to practise thy tongue to wary speech (и все же хорошо упражнять твой язык в осторожной речи), that it may do no hurt (чтобы она не причинила никакого вреда) when our quarters change (когда наше обиталище сменится). I have done a murder (я совершил убийство), and may not tarry at home (и не могу задерживаться дома) — neither shalt thou (не будешь и ты), seeing I need thy service (видя, что мне нужна твое обслуживание = помощь). My name is changed (мое имя изменено), for wise reasons (по мудрым причинам); it is Hobbs (оно — Хоббс) — John Hobbs (Джон Хоббс); thine is Jack (твое — Джек) — charge thy memory accordingly (заряди свою память = запомни соответственно). Now, then, speak (теперь, раз так, говори). Where is thy mother (где твоя мать)* Where are thy sisters (где твои сестры)* They came not to the place appointed (они не пришли к месту назначенному; to come — приходить) — knowest thou whither they went (знаешь ли ты, куда они пошли; to go — идти)*'
The king answered, sullenly (король ответил угрюмо):
'Trouble me not (не беспокой меня) with these riddles (этими загадками). My mother is dead (моя мать мертва); my sisters are in the palace (мои сестры во дворце).'
The youth near by (юноша рядом) burst into a derisive laugh (разразился саркастическим смехом; derisive — иронический, саркастический, насмешливый), and the king would have assaulted him (и король напал бы на него), but Canty — or Hobbs (но Кэнти — или Хоббс), as he now called himself (как он теперь называл себя) — prevented him (удержал его), and said (и сказал):
'Peace, Hugo (тише, Хьюго), vex him not (не дразни его); his mind is astray (его разум заблудился = помутнен), and thy ways fret him (и твои манеры беспокоят его). Sit thee down, Jack (садись, Джек), and quiet thyself (и успокойся); thou shalt have a morsel to eat (ты получишь кусочек — поесть), anon (сейчас).'
bough [bau], prevail [pr**ve*l], derisive [di*ra*s*v]
It was some distance to the wood, but the space was speedily traversed. The youth looked about him, discovered a bough sticking in the ground, with a small bit of rag tied to it, then led the way into the forest, watching for similar boughs and finding them at intervals; they were evidently guides to the point he was aiming at. By and by an open place was reached, where were the charred remains of a farmhouse, and near them a barn which was falling to ruin and decay. There was no sign of life anywhere, and utter silence prevailed. The youth entered the barn, the king following eagerly upon his heels. No one there! The king shot a surprised and suspicious glance at the youth, and asked:
'Where is he*'
A mocking laugh was his answer. The king was in a rage in a moment; he seized a billet of wood and was in the act of charging upon the youth when another mocking laugh fell upon his ear. It was from the lame ruffian, who had been following at a distance. The king turned and said angrily:
'Who art thou* What is thy business here*'
'Leave thy foolery,' said the man, 'and quiet thyself. My disguise is none so good that thou canst pretend thou knowest not thy father through it.'
'Thou art not my father. I know thee not. I am the king. If thou hast hid my servant, find him for me, or thou shalt sup sorrow for what thou hast done.'
John Canty replied, in a stern and measured voice:
'It is plain thou art mad, and I am loath to punish thee; but if thou provoke me, I must. Thy prating doth no harm here, where there are no ears that need to mind thy follies, yet is it well to practise thy tongue to wary speech, that it may do no hurt when our quarters change. I have done a murder, and may not tarry at home — neither shalt thou, seeing I need thy service. My name is changed, for wise reasons; it is Hobbs — John Hobbs; thine is Jack — charge thy memory accordingly. Now, then, speak. Where is thy mother* Where are thy sisters* They came not to the place appointed — knowest thou whither they went*'
The king answered, sullenly:
'Trouble me not with these riddles. My mother is dead; my sisters are in the palace.'
The youth near by burst into a derisive laugh, and the king would have assaulted him, but Canty — or Hobbs, as he now called himself — prevented him, and said:
'Peace, Hugo, vex him not; his mind is astray, and thy ways fret him. Sit thee down, Jack, and quiet thyself; thou shalt have a morsel to eat, anon.'
Hobbs and Hugo fell to talking together (Хоббс и Хьюго принялись разговаривать вместе; to fall to — приниматься за что-либо), in low voices (тихими голосами), and the king removed himself (а король удалил себя) as far as he could (так далеко, как он мог) from their disagreeable company (от их неприятной компании). He withdrew into the twilight of the farther end of the barn (он отошел в полумрак дальнего конца сарая; to withdraw — забирать, отходить), where he found the earthen floor (где он нашел земляной пол; to find — находить) bedded a foot deep with straw (устланный на фут глубиной соломой). He lay down here (он лег здесь; to lie — ложиться, лежать), drew straw over himself (натянул солому поверх себя; to draw — тянуть) in lieu of blankets (вместо одеял), and was soon absorbed in thinking (и стал скоро поглощен размышлениями). He had many griefs (он имел много печалей), but the minor ones (но меньшие) were swept almost into forgetfulness (были сметены почти в забвение) by the supreme one (первостепенной; supreme — высший), the loss of his father (потерей его отца). To the rest of the world (на остальную часть мира) the name of Henry VIII brought a shiver (имя Генриха VIII наводило трепет; to bring — приносить), and suggested an ogre (и наводило на мысль о великане-людоеде; to suggest — внушать, вызывать; подсказывать /мысль/; намекать; наводить на мысль; говорить о, означать) whose nostrils breathed destruction (чьи ноздри дышали разрушением) and whose hand dealt scourgings and death (и чья рука раздавала бичевания и смерть; scourge — плеть, бич; to scourge — бичевать); but to this boy (но этому мальчику) the name brought only sensations of pleasure (это имя приносило только чувство удовольствия; to bring — приносить), the figure it invoked (фигура, которую оно вызывало) wore a countenance (носила выражение лица; to wear — носить) that was all gentleness and affection (которое было все мягкость и любовь). He called to mind (он вызывал в уме) a long succession of loving passages (длинный ряд задушевных разговоров) between his father and himself (между его отцом и самим собой), and dwelt fondly upon them (и задерживался любовно на них = лелеял эти воспоминания; to dwell — подробно останавливаться, задерживаться, обитать), his unstinted tears (его безмерные слезы = рыдания) attesting (свидетельствующие) how deep and real was the grief (как глубока и неподдельна была печаль) that possessed his heart (которая овладела его сердцем). As the afternoon wasted away (пока день уходил; to waste away — зачахнуть, истаять; to waste — терять даром, тратить впустую; чахнуть, угасать), the lad, wearied with his troubles (мальчик, измотанный своими бедами), sunk gradually into a tranquil and healing slumber (погрузился постепенно в спокойный и целительный сон; to sink — погружаться, тонуть; to heal — исцелять).
After a considerable time (через значительный промежуток времени) — he could not tell how long (он не мог сказать, насколько долгий) — his senses struggled to a half-consciousness (его чувства пробились к полубессознательному состоянию; half — половина; consciousness — сознание; conscious — сознательный), and as he lay with closed eyes (и пока он лежал с закрытыми глазами; to lie — лежать) vaguely wondering where he was (туманно задаваясь вопросом, где он) and what had been happening (и что происходило), he noted a murmurous sound (он заметил приглушенный звук), the sullen beating of rain upon the roof (тихое/угрюмое постукивание дождя по крыше). A snug sense of comfort (уютное чувство неги) stole over him (постепенно овладело им; to steal — постепенно овладевать), which was rudely broken (которое было грубо нарушено; to break — ломать), the next moment (в следующее мгновение), by a chorus of piping cackles (хором визгливого хихиканья; pipe — трубка; свирель, дудка, свисток; to pipe — свистеть, говорить пронзительно) and coarse laughter (и хриплого смеха). It startled him disagreeably (это поразило его неприятно), and he unmuffled his head (и он высвободил свою голову) to see whence this interruption proceeded (чтобы увидеть, откуда эта помеха исходила). A grim and unsightly picture (мрачная и неприглядная картина) met his eye (встретила его глаз = открылась его глазам; to meet — встречать(ся)). A bright fire was burning in the middle of the floor (яркий костер горел в середине пола), at the other end of the barn (на другом конце сарая); and around it (а вокруг него), and lit weirdly up by the red glare (и озаренная странно красным светом; to light up — озарять), lolled and sprawled (расселась и развалилась) the motliest company (наипестрейшая компания) of tattered gutter-scum and ruffians (оборванных подонков и головорезов; gutter — канава; scum — пена, накипь; подонок), of both sexes (обоих полов), he had ever read or dreamed of (о которых он когда-либо читал или представлял; to read — читать). There were huge, stalwart men (там были огромные, рослые мужчины), brown with exposure (коричневые от солнца = загорелые; exposure — «выставление» на солнце, ветер…), long-haired (длинноволосые), and clothed in fantastic rags (и одетые в фантастические лохмотья); there were middle-sized youths (там были среднего размера юноши), of truculent countenance (свирепой наружности), and similarly clad (и похоже одетые); there were blind mendicants (там были слепые попрошайки), with patched or bandaged eyes (с заклеенными пластырем или перевязанными глазами); crippled ones (увечные; to cripple — калечить, повреждать), with wooden legs and crutches (с деревянными ногами и костылями); there was a villain-looking peddler (там был злодейского вида: «негодяем выглядящий» коробейник) with his pack (со своим мешком); a knife-grinder (точильщик; knife — нож; to grind — точить), a tinker (лудильщик), and a barber-surgeon (и цирюльник), with the implements of their trades (с инструментами своих ремесел); some of the females were hardly grown girls (некоторые из женщин были едва выросшими девушками; to grow — расти), some were at prime (некоторые были в расцвете = зрелыми женщинами), some were old and wrinkled hags (некоторые были старыми и сморщенными ведьмами), and all were loud, brazen, foul-mouthed (и все были громкие, бесстыжие, сквернословящие); and all soiled and slatternly (и все грязные и неопрятные); there were three sore- faced babies (там были три с болезненными лицами младенца; sore — воспаленный, болезненный); there were a couple of starveling curs (там была пара истощенных псов), with strings around their necks (с веревками вокруг их шей), whose office was to lead the blind (чья служба была вести слепых).
The night was come (ночь пришла), the gang had just finished feasting (шайка только что закончила пировать), an orgy was beginning (оргия начиналась), the can of liquor (жестянка спиртного) was passing from mouth to mouth (переходила ото рта ко рту). A general cry broke forth (общий крик вырвался; to break forth — вырваться, воскликнуть):
'A song (песню)! a song from the Bat and Dick Dot-and-go-One (песню от Летучей мыши и Дика Колченогого; dot-and-go-one — хромой)!'
One of the blind men got up (один из слепых людей встал; to get up — вставать), and made ready (и сделал готовым = приготовился) by casting aside the patches (отбросив пластыри; to cast aside — бросать в сторону) that sheltered his excellent eyes (которые прикрывали его прекрасные = здоровые глаза), and the pathetic placard (и жалостную картонку; placard — плакат, объявление) which recited the cause of his calamity (которая излагала причину его беды). Dot-and- go-One disencumbered himself (Колченогий освободился) of his timber leg (от своей деревянной ноги) and took his place (и занял свое место; to take — брать), upon sound and healthy limbs (на твердых и здоровых членах = ногах), beside his fellow-rascal (рядом со своим товарищем-жуликом); then they roared out (затем они загорланили) a rollicking ditty (разухабистую песенку), and were reinforced by the whole crew (и были поддержаны всей шайкой), at the end of each stanza (в конце каждой строфы), in a rousing chorus (бурным хором). By the time the last stanza was reached (ко времени, когда последняя строфа была достигнута = когда дошли до…), the half-drunken enthusiasm had risen to such a pitch (полупьяный энтузиазм поднялся до такого уровня) that everybody joined in (что все присоединились) and sang it clear (и пропели ее целиком; to sing — петь) through from the beginning (целиком от начала; through — через, сквозь, от начала до конца), producing a volume of villainous sound (произведя массу мерзкого звука; villain — /ист./ виллан, крепостной; злодей, негодяй) that made the rafters quake (который заставлял стропила дрожать; to make — делать, заставлять). These were the inspiring words (вот какие были вдохновляющие слова):
'Bien Darkmans then,
Bouse Mort and Ken,
The bien Coves bings awast,
On Chates to trine by Rome Coves dine
For his long lib at last.
Bing'd out bien Morts and toure, and toure,
Bing out of the Rome vile bine,
And toure the Cove that cloy'd your duds,
Upon upon the Chates to trine.'
(/песня на воровском жаргоне той эпохи/ Притон, прощай, не забывай, Уходим в путь далекий. Прощай, земля, нас ждет петля И долгий сон, глубокий. Нам предстоит висеть в ночи, Качаясь над землею, А нашу рухлядь палачи Поделят меж собою).
shiver [*S*v*], foul [faul], inspiring [*n*spa**r**]
Hobbs and Hugo fell to talking together, in low voices, and the king removed himself as far as he could from their disagreeable company. He withdrew into the twilight of the farther end of the barn, where he found the earthen floor bedded a foot deep with straw. He lay down here, drew straw over himself in lieu of blankets, and was soon absorbed in thinking. He had many griefs, but the minor ones were swept almost into forgetfulness by the supreme one, the loss of his father. To the rest of the world the name of Henry VIII brought a shiver, and suggested an ogre whose nostrils breathed destruction and whose hand dealt scourgings and death; but to this boy the name brought only sensations of pleasure, the figure it invoked wore a countenance that was all gentleness and affection. He called to mind a long succession of loving passages between his father and himself, and dwelt fondly upon them, his unstinted tears attesting how deep and real was the grief that possessed his heart. As the afternoon wasted away, the lad, wearied with his troubles, sunk gradually into a tranquil and healing slumber.
After a considerable time — he could not tell how long — his senses struggled to a half-consciousness, and as he lay with closed eyes vaguely wondering where he was and what had been happening, he noted a murmurous sound, the sullen beating of rain upon the roof. A snug sense of comfort stole over him, which was rudely broken, the next moment, by a chorus of piping cackles and coarse laughter. It startled him disagreeably, and he unmuffled his head to see whence this interruption proceeded. A grim and unsightly picture met his eye. A bright fire was burning in the middle of the floor, at the other end of the barn; and around it, and lit weirdly up by the red glare, lolled and sprawled the motliest company of tattered gutter-scum and ruffians, of both sexes, he had ever read or dreamed of. There were huge, stalwart men, brown with exposure, long-haired, and clothed in fantastic rags; there were middle-sized youths, of truculent countenance, and similarly clad; there were blind mendicants, with patched or bandaged eyes; crippled ones, with wooden legs and crutches; there was a villain-looking peddler with his pack; a knife-grinder, a tinker, and a barber-surgeon, with the implements of their trades; some of the females were hardly grown girls, some were at prime, some were old and wrinkled hags, and all were loud, brazen, foul-mouthed; and all soiled and slatternly; there were three sore-faced babies; there were a couple of starveling curs, with strings around their necks, whose office was to lead the blind.
The night was come, the gang had just finished feasting, an orgy was beginning, the can of liquor was passing from mouth to mouth. A general cry broke forth:
'A song! a song from the Bat and Dick Dot-and-go-One!'
One of the blind men got up, and made ready by casting aside the patches that sheltered his excellent eyes, and the pathetic placard which recited the cause of his calamity. Dot-and- go-One disencumbered himself of his timber leg and took his place, upon sound and healthy limbs, beside his fellow-rascal; then they roared out a rollicking ditty, and were reinforced by the whole crew, at the end of each stanza, in a rousing chorus. By the time the last stanza was reached, the half-drunken enthusiasm had risen to such a pitch that everybody joined in and sang it clear through from the beginning, producing a volume of villainous sound that made the rafters quake. These were the inspiring words:
'Bien Darkmans then, Bouse Mort and Ken, The bien Coves bings awast, On Chates to trine by Rome Coves dine For his long lib at last. Bing'd out bien Morts and toure, and toure, Bing out of the Rome vile bine, And toure the Cove that cloy'd your duds, Upon upon the Chates to trine.'Conversation followed (беседа последовала); not in the thieves' dialect of the song (не на воровском наречии песни), for that was only used in talk when (ибо оно бывало используемо в разговоре только когда; only — только) unfriendly ears might be listening (недружественные уши могли слушать). In the course of it it appeared (в ходе ее = беседы выяснилось) that 'John Hobbs' was not altogether a new recruit (что «Джон Хоббс» не был совсем зеленым новобранцем), but had trained in the gang at some former time (но упражнялся в шайке в какое-то стародавнее время). His later history was called for (его дальнейшая история была призвана = ее попросили рассказать), and when he said he had 'accidentally' killed a man (и когда он сказал, что «случайно» убил человека), considerable satisfaction was expressed (значительное удовлетворение было выражено); when he added that the man was a priest (когда он добавил, что этот человек был священником), he was roundly applauded (толпа его одобрила/выразила бурный восторг: «он был в круговую одобрен»; to applaud — одобрять, приветствовать; аплодировать), and had to take a drink with everybody (и он должен был принять напиток = выпить со всеми). Old acquaintances welcomed him joyously (старые знакомые приветствовали его радостно), and new ones were proud to shake him by the hand (а новички были горды пожать ему руку; to shake — трясти, пожать /руку/). He was asked why he (он был спрошен, почему он) had 'tarried away so many months (жил далеко так много месяцев).' He answered (он ответил):
'London is better than the country (Лондон лучше, чем деревня), and safer these late years (и безопаснее в эти последние годы), the laws be so bitter and so diligently enforced (законы так жестко и так усердно укрепляются/проводятся в жизнь; force — сила). An I had not had that accident (если бы у меня не было этого несчастного случая), I had stayed there (я бы остался там). I had resolved to stay (я уже решил остаться), and nevermore venture countrywards (и никогда больше не отправляться в деревню) — but the accident had ended that (но этот несчастный случай покончил с этим).'
He inquired how many persons the gang numbered now (он спросил, сколько человек шайка насчитывала сейчас). The 'Ruffler («атаман»),' or chief (или вожак), answered (ответил):
'Five and twenty (пять и двадцать = 25) sturdy budges, bulks, files, clapperdogeons and maunders (отважных овчин, верстаков, напилков, кулаков, корзинщиков), counting the dells and doxies and other morts (да еще старухи и потаскушки и прочие девки). Most are here (большинство здесь), the rest are wandering eastward (остальные идут на восток), along the winter lay (по зимнему пути). We follow at dawn (мы следуем = пойдем за ними на заре).'
'I do not see the Wen among the honest folk about me (я не вижу Жирнягу среди честных людей вокруг меня). Where may he be (где может он быть)*'
'Poor lad (бедный парень), his diet is brimstone now (его диета = еда — сера сейчас), and over hot for a delicate taste (и слишком горяча для тонкого вкуса). He was killed in a brawl (он был убит в драке), somewhere about midsummer (где-то около середины лета).'
'I sorrow to hear that (я грущу слышать это); the Wen was a capable man (Жирняга был способный человек), and brave (и смелый).'
'That was he, truly (таким был он, правда). Black Bess (черная Бесс), his dell (его подруга), is of us yet (среди нас еще), but absent on the eastward tramp (но отсутствует — (ушла) в восточный поход); a fine lass (отличная девочка), of nice ways and orderly conduct (приятного обращения и благонравного поведения), none ever seeing her drunk (никто ведь когда-либо не видел ее пьяной) above four days in the seven (больше четырех дней из семи).'
'She was ever strict (она была всегда строга) — I remember it well (я помню это хорошо) — a goodly wench and worthy all commendation (миловидная девчонка и достойная всяческих похвал). Her mother was more free and less particular (ее мать была более свободная и менее особенная = разборчивая); a troublesome and ugly-tempered beldame (беспокойная и ужасного характера карга; temper — нрав, характер), but furnished with a wit above the common (но наделенная умом сверх обычного).'
'We lost her through it (мы потеряли ее через это = из-за этого). Her gift of palmistry (ее дар хиромантии; palm — ладонь) and other sorts of fortune-telling (и других видов предсказания; fortune — судьба) begot for her at last a witch's name and fame (принесли ей наконец имя и славу ведьмы; to beget — рождать, производить). The law roasted her to death at a slow fire (закон изжарил ее до смерти на медленном огне). It did touch me to a sort of tenderness (это тронуло меня до какой-то нежности) to see the gallant way she met her lot (видеть доблестную манеру, с которой она встретила свою участь; to meet — встречать) — cursing and reviling all the crowd (кляня и браня всю толпу) that gaped and gazed around her (которая зевала и таращилась на нее), whilst the flames licked upward toward her face (пока пламя лизало вперед к ее лицу = языки пламени поднимались…) and catched her thin locks (и охватывало ее тонкие космы) and crackled about her old gray head (и трещали у ее старой седой головы) — cursing them, said I (кляня их, сказал я)* — cursing them (кляня их)! why (что ж) an thou shouldst live a thousand years (если ты и проживешь 1000 лет) thou'dst never hear so masterful a cursing (ты бы никогда не услышал такой мастерской брани). Alack, her art died with her (увы, ее искусство умерло вместе с ней). There be base and weakling imitations left (жалкие и слабые имитации остались), but no true blasphemy (но никакого настоящего богохульства).'
proud [praud], worthy [*w*:**], revile [r**va*l]
Conversation followed; not in the thieves' dialect of the song, for that was only used in talk when unfriendly ears might be listening. In the course of it it appeared that 'John Hobbs' was not altogether a new recruit, but had trained in the gang at some former time. His later history was called for, and when he said he had 'accidentally' killed a man, considerable satisfaction was expressed; when he added that the man was a priest, he was roundly applauded, and had to take a drink with everybody. Old acquaintances welcomed him joyously, and new ones were proud to shake him by the hand. He was asked why he had 'tarried away so many months.' He answered:
'London is better than the country, and safer these late years, the laws be so bitter and so diligently enforced. An I had not had that accident, I had stayed there. I had resolved to stay, and nevermore venture countrywards — but the accident had ended that.'
He inquired how many persons the gang numbered now. The 'Ruffler,' or chief, answered:
'Five and twenty sturdy budges, bulks, files, clapperdogeons and maunders, counting the dells and doxies and other morts. Most are here, the rest are wandering eastward, along the winter lay. We follow at dawn…'
'I do not see the Wen among the honest folk about me. Where may he be*'
'Poor lad, his diet is brimstone now, and over hot for a delicate taste. He was killed in a brawl, somewhere about midsummer.'
'I sorrow to hear that; the Wen was a capable man, and brave.'
'That was he, truly. Black Bess, his dell, is of us yet, but absent on the eastward tramp; a fine lass, of nice ways and orderly conduct, none ever seeing her drunk above four days in the seven.'
'She was ever strict — I remember it well — a goodly wench and worthy all commendation. Her mother was more free and less particular; a troublesome and ugly-tempered beldame, but furnished with a wit above the common.'
'We lost her through it. Her gift of palmistry and other sorts of fortune-telling begot for her at last a witch's name and fame. The law roasted her to death at a slow fire. It did touch me to a sort of tenderness to see the gallant way she met her lot — cursing and reviling all the crowd that gaped and gazed around her, whilst the flames licked upward toward her face and catched her thin locks and crackled about her old gray head — cursing them, said I* — cursing them! why an thou shouldst live a thousand years thou'dst never hear so masterful a cursing. Alack, her art died with her. There be base and weakling imitations left, but no true blasphemy.'
The Ruffler sighed (атаман вздохнул); the listeners sighed in sympathy (слушатели вздохнули сочувственно); a general depression fell upon the company for a moment (общее уныние упало = снизошло на компанию на минуту; to fall — падать), for even hardened outcasts like these (ибо даже загрубевшие изгои вроде этих) are not wholly dead to sentiment (не целиком мертвы к чувству), but are able to feel a fleeting sense of loss and affliction (но способны ощущать мимолетное чувство потери и невзгоды) at wide intervals (через широкие промежутки времени = изредка) and under peculiarly favoring circumstances (и при особенно благоприятных обстоятельствах) — as in cases like to this, for instance (как в случаях, подобных этому, например), when genius and culture depart and leave no heir (когда дух и культура исчезают и не оставляют наследника).
However, a deep drink all round (однако основательный глоток по кругу) soon restored the spirits of the mourners (скоро восстановил дух скорбящих).
'Have any other of our friends fared hardly (а кому-либо еще из наших друзей пришлось туго; to fare — поживать, жить)*' asked Hobbs (спросил Хоббс).
'Some — yes (некоторым —да). Particularly new-comers (особенно новичкам) — such as small husbandmen turned shiftless and hungry upon the world (таким, как мелкие земледельцы, обращенные = сделанные беспомощными и голодными в мире) because their farms were taken from them (потому что их фермы были отобраны у них) to be changed to sheep-ranges (чтобы быть измененными = переделанными в пастбища для овец). They begged (просили милостыню), and were whipped at the cart's tail (и были исхлестаны у хвоста телеги), naked from the girdle up (нагие от пояса вверх), till the blood ran (пока кровь не побежала; to run); then set in the stocks to be pelted (затем посажены в колодки, чтобы быть забросанными /грязью, камнями/); they begged again (они попрошайничали снова), were whipped again (были исхлестаны снова), and deprived of an ear (и лишены уха); they begged a third time (они попрошайничали в третий раз) — poor devils (бедные дьяволы), what else could they do (что еще могли они делать)* — and were branded (и были заклеймены) on the cheek (на щеке) with a red-hot iron (раскаленным докрасна железом), then sold for slaves (затем проданы в рабы); they ran away (они сбежали; to run — бежать), were hunted down (были пойманы), and hanged (и повешены; to hang — вешать). 'Tis a brief tale, and quickly told (это короткая история и быстро рассказанная). Others of us have fared less hardly (другим из нас пришлось не так тяжело). Stand forth, Yokel, Burns, and Hodge (встаньте, Мужлан, Жженый и Деревенщина) — show your adornments (покажите свои украшения; to adorn — украшать)!'
These stood up (они встали; to stand up — вставать) and stripped away some of their rags (и сняли некоторые из своих лохмотьев), exposing their backs (показывая свои спины), crisscrossed with ropy old welts (располосованные похожими на канат старыми рубцами) left by the lash (оставленными поркой); one turned up his hair (один завернул наверх = поднял свои волосы) and showed the place where a left ear had once been (и показал место, где левое ухо когда-то было); another showed a brand upon his shoulder (другой показал клеймо на своем плече) — the letter V (буква V) and a mutilated ear (и искалеченное ухо); the third said (третий сказал):
'I am Yokel (я Мужлан), once a farmer and prosperous (когда-то фермер и процветающий), with loving wife and kids (с любящей женой и детьми) — now am I somewhat different in estate and calling (теперь я немного отличаюсь в сословии и прозвании); and the wife and kids are gone (а жена и дети умерли); mayhap they are in heaven (может, они в раю), mayhap in — in the other place (может, в… в другом месте) — but the kindly God be thanked (но добрый Бог да будет поблагодарен), they bide no more in England (они больше не живут в Англии)! My good old blameless mother (моя добрая старая безвинная мать; blame — вина) strove to earn bread (старалась зарабатывать на хлеб; to strive — стараться) by nursing the sick (ухаживая за больными); one of these died (один из них умер), the doctors knew not how (доктора не знали, как), so my mother was burned for a witch (так что моя мать была сожжена как ведьма), whilst my babes looked on and wailed (пока мои дети смотрели и ревели). English law (английский закон)! — up, all with your cups (поднимите ваши кубки)! — now all together and with a cheer (теперь все вместе и с радостью; cheer — одобрительное, приветственное восклицание)! — drink to the merciful English law (выпейте за милосердный английский закон; mercy — пощада, милосердие) that delivered her from the English hell (который освободил ее из английского ада)! Thank you, mates, one and all (спасибо вам, приятели, всем до одного). I begged (я просил милостыню), from house to house (от дома к дому) — I and the wife (я и жена) — bearing with us the hungry kids (нося с собой голодных детей) — but it was a crime to be hungry in England (но было преступлением — быть голодным в Англии) — so they stripped us and lashed us (так что они раздели нас и отхлестали нас) through three towns (через три города). Drink ye all again to the merciful English law (выпейте вы все снова за милосердный английский закон)! — for its lash drank deep of my Mary's blood (ибо его порка выпила кровь моей Мэри) and its blessed deliverance came quick (и ее благословенное освобождение пришло быстро). She lies there (она лежит там), in the potter's field (в поле горшечника = на кладбище для бедняков и бродяг), safe from all harms (защищенная от всякого вреда). And the kids (а дети) — well, whilst the law lashed me from town to town (ну, пока закон порол меня из города в город = по городам), they starved (они умерли с голоду). Drink lads (выпейте, ребята) — only a drop (только капельку) — a drop to the poor kids (капельку за бедных детишек), that never did any creature harm (которые никогда не сделали ни одному существу зла). I begged again (я попрошайничал снова) — begged for a crust (просил корку хлеба), and got the stocks (и получил колодки; to get — получать) and lost an ear (и потерял ухо; to lose — терять) — see, here bides the stump (глядите, вот обрубок; to bide — оставаться, находиться); I begged again (я попрошайничал снова), and here is the stump of the other (и вот обрубок другого) to keep me minded of it (чтобы напоминать мне об этом: «держать меня помнящим»). And still I begged again (и все же я попрошайничал снова), and was sold for a slave (и был продан как раб; to sell — продавать) — here on my cheek (здесь на моей щеке) under this stain (под этой грязью), if I washed it off (если бы я смыл ее), ye might see the red S (вы могли бы увидеть красную букву S) the branding iron left there (клеймо, которое железо оставило там; to leave — оставлять)! A SLAVE (раб)! Do ye understand that word (понимаете ли вы это слово)! An English SLAVE (английский раб)! — that is he that stands before ye (вот он, который = вот кто стоит перед вами). I have run from my master (я убежал от своего хозяина; to run — бежать), and when I am found (и когда я найден = когда меня найдут; to find — находить) — the heavy curse of heaven (тяжелое проклятие небес) fall on the law of the land (пади на закон земли) that hath commanded it (которая устроила его)! — I shall hang (я буду висеть = повешен)!'
peculiarly [p**kju:l**l*], genius [*G*:n**s], deliverance [d**liv(*)r*ns]
The Ruffler sighed; the listeners sighed in sympathy; a general depression fell upon the company for a moment, for even hardened outcasts like these are not wholly dead to sentiment, but are able to feel a fleeting sense of loss and affliction at wide intervals and under peculiarly favoring circumstances — as in cases like to this, for instance, when genius and culture depart and leave no heir.
However, a deep drink all round soon restored the spirits of the mourners.
'Have any other of our friends fared hardly*' asked Hobbs.
'Some — yes. Particularly new-comers — such as small husbandmen turned shiftless and hungry upon the world because their farms were taken from them to be changed to sheep-ranges. They begged, and were whipped at the cart's tail, naked from the girdle up, till the blood ran; then set in the stocks to be pelted; they begged again, were whipped again, and deprived of an ear; they begged a third time — poor devils, what else could they do* — and were branded on the cheek with a red-hot iron, then sold for slaves; they ran away, were hunted down, and hanged. 'Tis a brief tale, and quickly told. Others of us have fared less hardly. Stand forth, Yokel, Burns, and Hodge — show your adornments!'
These stood up and stripped away some of their rags, exposing their backs, crisscrossed with ropy old welts left by the lash; one turned up his hair and showed the place where a left ear had once been; another showed a brand upon his shoulder — the letter V and a mutilated ear; the third said:
'I am Yokel, once a farmer and prosperous, with loving wife and kids — now am I somewhat different in estate and calling; and the wife and kids are gone; mayhap they are in heaven, mayhap in — in the other place — but the kindly God be thanked, they bide no more in England! My good old blameless mother strove to earn bread by nursing the sick; one of these died, the doctors knew not how, so my mother was burned for a witch, whilst my babes looked on and wailed. English law! — up, all with your cups! — now all together and with a cheer! — drink to the merciful English law that delivered her from the English hell! Thank you, mates, one and all. I begged, from house to house — I and the wife — bearing with us the hungry kids — but it was a crime to be hungry in England — so they stripped us and lashed us through three towns. Drink ye all again to the merciful English law! — for its lash drank deep of my Mary's blood and its blessed deliverance came quick. She lies there, in the potter's field, safe from all harms. And the kids- well, whilst the law lashed me from town to town, they starved. Drink lads — only a drop — a drop to the poor kids, that never did any creature harm. I begged again — begged for a crust, and got the stocks and lost an ear — see, here bides the stump; I begged again, and here is the stump of the other to keep me minded of it. And still I begged again, and was sold for a slave — here on my cheek under this stain, if I washed it off, ye might see the red S the branding iron left there! A SLAVE! Do ye understand that word! An English SLAVE! — that is he that stands before ye. I have run from my master, and when I am found — the heavy curse of heaven fall on the law of the land that hath commanded it! — shall hang!'
A ringing voice (звонкий голос) came through the murky air (прошел через сумрачный воздух):
'Thou shalt not (ты не будешь)! — and this day the end of that law is come (и в этот день конец тому закону пришел)!'
All turned (все обернулись), and saw the fantastic figure of the little king (и увидели фантастическую фигуру маленького короля; to see — видеть) approaching hurriedly (приближающегося поспешно; to hurry — спешить); as it emerged into the light and was clearly revealed (когда она = фигура вышла в свет и была ясно раскрыта = показалась), a general explosion of inquiries (общий взрыв расспросов) broke out (разразился; to break out — вспыхнуть, вырваться):
'Who is it (кто это)* What is it (что это)* Who art thou, manikin (кто ты, человечек)*'
The boy stood unconfused (мальчик стоял не смущенный; to stand — стоять) in the midst of all those surprised and questioning eyes (среди всех этих удивленных и вопрошающих глаз), and answered with princely dignity (и ответил с царственным достоинством):
'I am Edward, king of England (я Эдуард, король Английский).'
A wild burst of laughter followed (дикий взрыв смеха последовал), partly of derision (отчасти от насмешек) and partly of delight (и отчасти от восторга) in the excellence of the joke (от великолепия шутки). The king was stung (король был уязвлен; to sting — жалить). He said sharply (он сказал резко):
'Ye mannerless vagrants (вы, невоспитанные бродяги; manners — манеры), is this your recognition of the royal boon (это ли ваше признание королевского благодеяния) I have promised (которое я пообещал)*'
He said more (он сказал больше = и еще), with angry voice and excited gesture (сердитым голосом и с возбужденными жестами), but it was lost in a whirlwind of laughter (но это было потеряно = затерялось в водовороте смеха; to lose — терять; to whirl — вертеть(ся); кружить(ся); вращать(ся)) and mocking exclamations (и насмешливых восклицаний; to mock — насмехаться). 'John Hobbs' made several attempts («Джон Хоббс» сделал несколько попыток) to make himself heard (сделать себя услышанным = заставить себя услышать) above the din (поверх гомона/гула), and at last succeeded (и наконец преуспел) — saying (говоря):
'Mates (приятели), he is my son (он мой сын), a dreamer (фантазер; to dream — видеть сон; мечтать), a fool (дурак), and stark mad (и совершенно сумасшедший) — mind him not (не обращайте на него внимания) — he thinketh he is the king (он думает, что он король).'
'I am the king (я король),' said Edward, turning toward him (сказал Эдуард, поворачиваясь к нему), 'as thou shalt know to thy cost (как ты узнаешь на своей шкуре: «к твоей цене»), in good time (в надлежащее время). Thou hast confessed a murder (ты признался в убийстве) — thou shalt swing for it (ты будешь висеть = повешен за это).'
'Thou'lt betray me (ты предашь меня)! — thou (ты)* An I get my hands upon thee (если я доберусь до тебя: «положу мои руки на тебя) —'
'Tut-tut (вот еще)!' said the burly Ruffler (сказал дюжий «атаман»), interposing in time to save the king (вмешиваясь во время, чтобы спасти короля; to interpose — вставлять, помещать /между кем-либо или чем-либо/; вмешиваться), and emphasizing this service (и увеличивая эту услугу) by knocking Hobbs down with his fist (сбив Хоббса вниз = наземь своим кулаком), 'hast respect (не имеешь ли ты уважения) for neither kings nor Rufflers (ни к королям, ни к «атаманам»)* An thou insult my presence so again (если ты оскорбишь мою персону так снова), I'll hang thee up myself (я подвешу тебя сам).' Then he said to his majesty (затем он сказал Его величеству), 'Thou must make no threats against thy mates, lad (ты не должен делать никаких угроз против твоих товарищей, парень); and thou must guard thy tongue (и ты должен сдерживать твой язык) from saying evil of them elsewhere (от того чтобы говорить зло о них где-либо еще). Be king (будь королем), if it please thy mad humor (если это потакает твоему безумному чудачеству), but be not harmful in it (но не будь вредоносным в этом; harm — вред). Sink the h4 thou hast uttered (оставь титул, который ты произнес = не называйся королем) — 'tis treason (это измена); we be bad men (мы плохие люди), in some few trifling ways (в некоторых пустячных отношениях; way — путь, способ; trifle — мелочь, пустяк; to trifle — шутить; относиться несерьезно, не принимать всерьез), but none among us is so base (но никто из нас не настолько низок) as to be traitor to his king (чтобы быть предателем своему королю); we be loving and loyal hearts (мы — любящие и законопослушные сердца), in that regard (в этом отношении). Note if I speak truth (сейчас увидишь, правду ли я говорю). Now — all together (теперь все вместе): "Long live Edward, King of England (да здравствует Эдуард, король Англии)!"
'LONG LIVE EDWARD, KING OF ENGLAND (да здравствует Эдуард, король Англии)!'
The response came with such a thunder-gust (ответ пришел с таким громогласным ревом; thunder — гром; gust — порыв /ветра/) from the motley crew (от пестрой толпы) that the crazy building (что шаткое здание; crazy — покрытый трещинами; дефектный, шаткий, непрочный, разваливающийся) vibrated to the sound (задрожало до звука). The little king's face lighted with pleasure (лицо маленького короля озарилось удовольствием) for an instant (на мгновение), and he slightly inclined his head (и он слегка наклонил свою голову) and said with grave simplicity (и сказал с важной простотой):
'I thank you, my good people (я благодарю вас, мои добрые люди).'
This unexpected result (этот неожиданный эффект) threw the company into convulsions of merriment (привел сборище в конвульсии = судороги веселья; to throw — бросать, приводить в какое-то состояние). When something like quiet (когда что-то вроде тишины) was presently come again (вскоре пришло = установилось снова; to come — приходить), the Ruffler said, firmly (атаман сказал твердо), but with an accent of good nature (но с оттенком добродушия: «доброй натуры»):
'Drop it, boy (брось = оставь это, мальчик), 'tis not wise, nor well (это ни мудро, ни хорошо). Humor thy fancy (потакай своей фантазии), if thou must (если ты должен), but choose some other h4 (но выбери какой-нибудь другой титул).'
hurriedly [*hAr*dl*], whirlwind [*w*:lw*nd], crew [kru:]
A ringing voice came through the murky air:
'Thou shalt not! — and this day the end of that law is come!'
All turned, and saw the fantastic figure of the little king approaching hurriedly; as it emerged into the light and was clearly revealed, a general explosion of inquiries broke out:
'Who is it * What is it* Who art thou, manikin*'
The boy stood unconfused in the midst of all those surprised and questioning eyes, and answered with princely dignity:
'I am Edward, king of England.'
A wild burst of laughter followed, partly of derision and partly of delight in the excellence of the joke. The king was stung. He said sharply:
'Ye mannerless vagrants, is this your recognition of the royal boon I have promised*'
He said more, with angry voice and excited gesture, but it was lost in a whirlwind of laughter and mocking exclamations. 'John Hobbs' made several attempts to make himself heard above the din, and at last succeeded — saying:
'Mates, he is my son, a dreamer, a fool, and stark mad — mind him not — he thinketh he is the king.'
'I am the king,' said Edward, turning toward him, 'as thou shalt know to thy cost, in good time. Thou hast confessed a murder — thou shalt swing for it.'
'Thou'lt betray me! — thou* An I get my hands upon thee —'
'Tut-tut!' said the burly Ruffler, interposing in time to save the king, and emphasizing this service by knocking Hobbs down with his fist, 'hast respect for neither kings nor Rufflers* An thou insult my presence so again, I'll hang thee up myself.' Then he said to his majesty, 'Thou must make no threats against thy mates, lad; and thou must guard thy tongue from saying evil of them elsewhere. Be king, if it please thy mad humor, but be not harmful in it. Sink the h4 thou hast uttered — 'tis treason; we be bad men, in some few trifling ways, but none among us is so base as to be traitor to his king; we be loving and loyal hearts, in that regard. Note if I speak truth. Now — all together: "Long live Edward, King of England!"'
'LONG LIVE EDWARD, KING OF ENGLAND!'
The response came with such a thunder-gust from the motley crew that the crazy building vibrated to the sound. The little king's face lighted with pleasure for an instant, and he slightly inclined his head and said with grave simplicity:
'I thank you, my good people.'
This unexpected result threw the company into convulsions of merriment. When something like quiet was presently come again, the Ruffler said, firmly, but with an accent of good nature:
'Drop it, boy, 'tis not wise, nor well. Humor thy fancy, if thou must, but choose some other h4.'
A tinker (один бродячий ремесленник) shrieked out a suggestion (прокричал предложение):
'Foo-foo the First, king of the Mooncalves (Фу-Фу Первый, король дурачков)!'
The h4 'took' at once (этот титул «взял» = понравился сразу; to take — брать), every throat responded (каждая глотка ответила), and a roaring shout sent up (и ревущий крик раздался; to send up — взрывать), of (= а именно):
'Long live Foo-foo the First, king of the Mooncalves (да здравствует Фу-фу Первый, король дурачков)!' followed (следуемый = за которым последовали) by hootings, cat-calls, and peals of laughter (улюлюканье, кошачий вой и раскаты хохота).
'Hale him forth (тащите его вперед), and crown him (и коронуйте его)!'
'Robe him (одеть его)!'
'Scepter him (дать ему скипетр)!'
'Throne him (посадить на трон)!'
These and twenty other cries broke out at once (эти и двадцать других криков раздались сразу; to break out — раздаваться); and almost before the poor little victim could draw a breath (и почти прежде, чем бедная маленькая жертва смогла вдохнуть: «втянуть дыхание» = в мгновение ока) he was crowned with a tin basin (он был коронован оловянным тазом), robed in a tattered blanket (облачен в потрепанное одеяло), throned upon a barrel (усажен /как на трон/ на бочку), and sceptered (и наделен скипетром) with tinker's soldering-iron (паяльником лудильщика). Then all flung themselves upon their knees about him (затем все бросились на колени вокруг него; to fling — бросать) and sent up a chorus of ironical wailings (и вознесли хор ироничных ироничных воплей; to send — посылать), and mocking supplications (и издевательских молений), while they swabbed their eyes with their soiled and ragged sleeves and aprons (пока они вытирали свои глаза своими засаленными и рваными рукавами и передниками):
'Be gracious to us (будь милостив к нам), O sweet king (о, любезный король)!'
'Trample not upon thy beseeching worms (не попирай твоих молящих червей), O noble majesty (о, благородное Величество)!'
'Pity thy slaves (пожалей твоих рабов), and comfort them with a royal kick (и осчастливь их королевским пинком)!'
'Cheer us (ободри нас) and warm us with thy gracious rays (и согрей нас твоими милостивыми лучами), O flaming sun of sovereignty (о, пылающее солнце самодержавия)!'
'Sanctify the ground with the touch of thy foot (освяти землю прикосновением твоей стопы), that we may eat the dirt and be ennobled (чтобы мы могли есть эту грязь и быть облагороженными)!'
'Deign to spit upon us, O sire (соизволь плюнуть на нас, о сир), that our children's children may tell (чтобы дети наших детей могли рассказывать) of thy princely condescension (о твоей княжеской снисходительности = милосердии), and be proud and happy forever (и быть гордыми и счастливыми навсегда)!'
But the humorous tinker (но остроумный ремесленник) made the 'hit' of the evening (сделал = стал гвоздем вечера) and carried off the honors (и унес прочь = выиграл почести). Kneeling (коленопреклоненный), he pretended (он сделал вид) to kiss the king's foot (целовать = что целует ногу короля), and was indignantly spurned (и был с презрением пнут); whereupon (после чего) he went about begging for a rag to paste (он ходил вокруг, прося тряпку, чтобы обвязать = которую он мог бы повязать; to go — ходить) over the place upon his face (на том месте на его лице) which had been touched by the foot (которое было задето ногой), saying it must be preserved from contact with the vulgar air (говоря, что оно должно быть сохранено охранять от контакта с общим воздухом), and that he should make his fortune (и что он должен составить свое состояние) by going on the highway (пойдя на большую дорогу) and exposing it to view (и выставляя его на обозрение) at the rate of a hundred shillings a sight (по цене 100 шиллингов на взгляд). He made himself so killingly funny (он сделал себя столь убийственно смешным) that he was the envy and admiration (что он был предметом зависти и восхищения) of the whole mangy rabble (всего паршивого сброда).
Tears of shame and indignation (слезы стыда и негодования) stood in the little monarch's eyes (стояли в глазах маленького монарха; to stand — стоять); and the thought in his heart was (и мысль в его сердце была), 'Had I offered them a deep wrong (если бы я принес им тяжкое зло = если бы я их тяжко обидел) they could not be more cruel (они не могли бы быть более жестокими) — yet have I proffered naught (а я не предложил им ничего) but to do them a kindness (кроме как совершить им благодеяние) — and it is thus they use me for it (и вот как они обращаются со мной за это)!'
scepter [*sept*], condescension [kOnd**senS(*)n], preserve [pr**z*:v]
A tinker shrieked out a suggestion:
'Foo-foo the First, king of the Mooncalves!'
The h4 'took' at once, every throat responded, and a roaring shout sent up, of:
'Long live Foo-foo the First, king of the Mooncalves!' followed by hootings, cat-calls, and peals of laughter.
'Hale him forth, and crown him!'
'Robe him!'
'Scepter him!'
'Throne him!'
These and twenty other cries broke out at once; and almost before the poor little victim could draw a breath he was crowned with a tin basin, robed in a tattered blanket, throned upon a barrel, and sceptered with tinker's soldering-iron. Then all flung themselves upon their knees about him and sent up a chorus of ironical wailings, and mocking supplications, while they swabbed their eyes with their soiled and ragged sleeves and aprons:
'Be gracious to us, O sweet king!'
'Trample not upon thy beseeching worms, O noble majesty!'
'Pity thy slaves, and comfort them with a royal kick!'
'Cheer us and warm us with thy gracious rays, O flaming sun of sovereignty!'
'Sanctify the ground with the touch of thy foot, that we may eat the dirt and be ennobled!'
'Deign to spit upon us, O sire, that our children's children may tell of thy princely condescension, and be proud and happy forever!'
But the humorous tinker made the 'hit' of the evening and carried off the honors. Kneeling, he pretended to kiss the king's foot, and was indignantly spurned; whereupon he went about begging for a rag to paste over the place upon his face which had been touched by the foot, saying it must be preserved from contact with the vulgar air, and that he should make his fortune by going on the highway and exposing it to view at the rate of a hundred shillings a sight. He made himself so killingly funny that he was the envy and admiration of the whole mangy rabble.
Tears of shame and indignation stood in the little monarch's eyes; and the thought in his heart was, 'Had I offered them a deep wrong they could not be more cruel — yet have I proffered naught but to do them a kindness — and it is thus they use me for it!'
CHAPTER XVIII (Глава восемнадцатая)
THE troop of vagabonds (отряд бродяг) turned out at early dawn (выдвинулся на ранней заре), and set forward on their march (и отправился в свой поход). There was a lowering sky overhead (было хмурое небо над головой; to lower — спускаться, опускаться), sloppy ground under foot (слякотная земля под ногами; slop — жидкая грязь; слякоть), and a winter chill in the air (и зимний морозец в воздухе). All gaiety was gone from the company (вся веселость ушла из компании; to go — (у)ходить; gay — веселый, радостный; беззаботный, беспечный /о человеке/); some were sullen and silent (некоторые были угрюмы и молчаливы), some were irritable and petulant (некоторые были раздражительны и обидчивы), none were gentle-humored (никто не был в мягком настроении), all were thirsty (все были жаждущими = хотели пить; thirst — жажда).
The Ruffler put 'Jack' in Hugo's charge (атаман поставил = отдал «Джека» на попечение Хьюго), with some brief instructions (с несколькими краткими инструкциями), and commanded John Canty to keep away from him (и приказал Джону Кэнти держаться подальше от него) and let him alone (и оставить его одного = в покое); he also warned Hugo not to be too rough with the lad (он также предупредил Хьюго не быть слишком грубым с пареньком).
After a while the weather grew milder (через некоторое время погода стала мягче), and the clouds lifted somewhat (и тучи рассеялись отчасти; to lift — поднимать(ся)). The troop ceased to shiver (ватага перестала дрожать), and their spirits began to improve (и их настроение начало улучшаться; to begin — начинать). They grew more and more cheerful (они становились все более и более радостными; to grow — расти; становиться), and finally began to chaff each other (и наконец начали поддразнивать друг друга) and insult passengers along the highway (обижать прохожих вдоль дороги = на дороге). This showed (это показало) that they were awaking to an appreciation (что они просыпались к восприятию) of life and its joys (жизни и ее радостей) once more (снова). The dread in which their sort was held (ужас, в котором их порода воспринималась = ужас перед ними; to hold — держать) was apparent in the fact (был очевиден = проявлялся в том факте) that everybody gave them the road (что все давали им дорогу), and took their ribald insolences meekly (и принимали их грубые/непристойные дерзости смиренно), without venturing to talk back (без решимости = не решаясь ответить). They snatched linen from the hedges (они хватали = снимали белье с изгородей), occasionally (порой), in full view of the owners (в полном виде = на глазах у владельцев; to own — владеть), who made no protest (которые не делали протеста = не протестовали), but only seemed grateful (но только казались благодарными) that they did not take the hedges, too (что они не взяли изгородей впридачу).
By and by they invaded a small farmhouse (вскоре они вторглись в маленький фермерский домик) and made themselves at home (и расположились как дома: «сделали себя дома») while the trembling farmer and his people (пока дрожащий крестьянин и его домочадцы) swept the larder clean (опустошали кладовку; to sweep clean — очищать: «мести чисто») to furnish a breakfast for them (чтобы обеспечить завтрак для них; to furnish — снабжать; доставлять, предоставлять). They chucked the housewife and her daughters under the chin (они трепали хозяйку и ее дочерей по подбородку) while receiving the food from their hands (получая пищу из их рук), and made coarse jests about them (и отпускали соленые шутки про них; coarse — грубый, шероховатый; невежливый, напристойный), accompanied with insulting epithets and bursts of horse-laughter (сопровождаемые оскорбительными эпитетами и взрывами лошадиного хохота). They threw bones and vegetables at the farmer and his sons (они бросались костями и овощами в фермера и его сыновей; to throw — бросать), kept them dodging (заставляли их увертываться: «хранили их уворачивающимися»; to keep — хранить) all the time (все время), and applauded uproariously when a good hit was made (и аплодировали шумно, когда удачный удар = попадание бывало сделано). They ended by buttering (они окончили тем, что вымазали маслом) the head of one of the daughters (голову одной из дочерей) who resented some of their familiarities (которая отвергла некоторые из их фамильярностей). When they took their leave (когда они уходили: «взяли свой уход») they threatened to come back and burn the house (они пригрозили вернуться и сжечь дом) over the heads of the family (над головами семьи) if any report of their doings (если какое-то донесение об их деяниях) got to the ears of the authorities (достигло бы ушей властей; to get — достигать).
mild [ma*ld], dread [dred], threaten [**ret*n]